Абрахам Меррит - Металлическое чудовище

– Похожи на звезды на большой рождественской елке, – прошептал Дрейк.

– Это свет, – ответил я. – Конечно. Не материя, не металл, хочу я сказать…

– В них что-то от огней святого Эльма… конденсатов атмосферного электричества. – Голос Вентнора звучал спокойно. Теперь, когда мы явно приближались к сердцу загадки, он овладел собой, снова стал спокойным хладнокровным наблюдателем-ученым.

Мы продолжали молча смотреть; вообще мы почти не разговаривали с начала этой странной поездки, которая, по-видимому, подходила к концу. Перед все новыми и новыми загадками мозг отказывался от речи, он апатично передоверил зрению и слуху сбор сведений, поиски причин, чего-то такого, что способствовало бы пониманию.

Теперь мы медленно скользили через лес колонн; полет проходил так ровно, без всяких усилий, что мы, казалось, стоим неподвижно, а огромные колонны скользят мимо нас. Голова у меня закружилась от этого призрачного движения. Я закрыл глаза.

– Смотрите! – Дрейк тряс меня. – Смотрите! Что вы об этом скажете?

В полумиле перед нами столбы заканчивались у обширного дрожащего зеленоватого сияния – занавеса. Высоко, выше бледно-золотистых солнц, поднимались его складки.

В его мерцании чувствовались лучи зари, он как будто был сплетен из этих лучей. А вокруг плясали прозрачные тени, образовавшиеся от смешения золотого света шаров с зеленоватым сиянием занавеса.

Куб, несущий Руфь и Норалу, подплыл к основанию занавеса и остановился. Норала спрыгнула с него, помогла спуститься Руфи, потом повернулась и махнула нам рукой.

Платформа под нами дрогнула. Я почувствовал, как удерживающая меня магнитная сила слабеет, уходит. Встал с колен и увидел, как спрыгнул Вентнор и с ружьем в руке подбежал к сестре.

Дрейк наклонился за своим ружьем. Я неуверенно двинулся к краю слившихся кубов. Меня что-то осторожно подталкивало. Рядом со мной стоял Дрейк, держа за повод пони.

Куб наклонился, мягко, игриво, и с легким толчком мы все трое оказались на поверхности; мы с Дрейком в изумлении, а маленькое животное тут же принялось разминать ноги и облегченно ржать.

И тут неожиданно четыре блока, образовавшие нашу платформу, разъединились; к ним подплыл куб, на котором ехали женщины.

Четыре пристроились за ним и все вместе исчезли.

– Руфь! – В голосе Вентнора звучал страх. – Руфь! Что с тобой? Что она с тобой сделала?

Мы подбежали к нему. Он стоял, сжимая ее руки, глядя на сестру. У нее были широко раскрытые мечтательные невидящие глаза. Лицо спокойное и неподвижное – зеркальное отражение неземного спокойствия Норалы.

– Брат! – Милый голос казался отдаленным, доносящимся из спокойного пространства, как отражение золотого голоса Норалы. – Брат, со мной все в порядке. Правда, брат, все хорошо.

Вентнор опустил вялые безжизненные руки сестры, повернулся к женщине, тело его напряглось лицо исказилось смесью гнева и боли.

– Что ты с ней сделала? – спросил он у Норалы на ее языке.

Она спокойно смотрела на него, его гнев ее не испугал, вызвал только легкое удивление.

– Сделала? – медленно повторила она. – Я убрала все, что ее беспокоило, подняла ее выше печалей. Я дала ей мир, и вам дам, если…

– Ты мне ничего не дашь! – яростно прервал он ее; и тут хладнокровие оставило его. – Проклятая ведьма, верни мне сестру!

В гневе он заговорил по-английски, она, конечно, не поняла слов, но гнев и ненависть поняла хорошо. Спокойствие ее дрогнуло, исчезло. В глубине глаз вспыхнули золотые огоньки, как в тот раз, когда она призывала Разрушителя. Не обращая на это внимание, Вентнор грубо схватил ее за обнаженное плечо.

– Верни мне ее, говорю тебе! – крикнул он. – Верни ее!

Глаза женщины стали – ужасны. В расширившихся зрачках сверкнули звезды; лицо стало лицом разгневанной богини. Я ощутил тень крыльев смерти.

– Нет! Нет, Норала! Нет, Мартин! – Покров нечеловеческого спокойствия, окутавший Руфь, разорвался; из-под него проглянула Руфь, какой мы ее знали. Она, протянув руки, бросилась между ними.

– Вентнор! – Дрейк схватил его за руки, крепко сжал. – Так вы ее не спасете!

Вентнор дрожал, чуть не всхлипывая. Никогда раньше я не подозревал, как велика его любовь к Руфи. Женщина тоже поняла это, пусть смутно. Под влиянием человеческой страсти, казалось, совершенно чуждой ей, ее спящая душа – я использую это популярное слово, чтобы обозначить все специфически присущее человечеству, – зашевелилась, просыпаясь.

Гневное выражение покинуло ее лицо; глаза ее, устремленные на девушку, смягчились. Она задумчиво взглянула на Вентнора, в ее взгляде явно сквозил интерес, вопрос.

Улыбка появилась на прекрасном лице, очеловечив его, преобразуя, делая нежным.

И на лице Руфи, как в зеркале, я увидел то же превращение!

– Идемте, – сказала Норала и двинулась к сверкающему занавесу. Она положила руку на шею Руфи, и у нее на плече я увидел следы пальцев Вентнора, оскверняющие чистоту ее кожи, пачкающие ее, как святотатство.

На мгновение я задержался, глядя, как их фигуры становятся туманными; потом торопливо пошел следом. Оказавшись в тумане, я ощутил приятное покалывание, ускорение пульса, ощущение прекрасного самочувствия.

Пытаясь расклассифицировать, привести в порядок свои ощущения, я принялся догонять ушедших вперед. Еще десяток шагов, и мы вышли из занавеса.

Мы стояли на краю колодца, стены которого из того же зеленого туманного свечения, через какое мы пролетели, только здесь оно плотнее; такое впечатление, будто его частицы прижаты друг к другу. На тысячи футов над нами поднимался туманный цилиндр, и в маленьком на расстоянии круге, который был выходом из него, я увидел звезды; и понял, что колодец находится под открытым небом.

Шахта не менее полумили в диаметре, и по всей ее высоте через равные промежутки проходят широкие аметистовые полосы – как кольца в пустом патроне. Они по цвету точно повторяли те, что я видел при спуске в это удивительное место и на фоне которых вырисовывались очертания удивительного города. Они все время вращались, и быстро.

Лишь один взгляд бросил я на них, потому что мое внимание приковало к себе нечто необыкновенное: сооружение, алтарь, машина – я не мог подобрать слова.

Основание его находилось всего в ста ярдах от нас и было концентрично по отношению к стенам шахты. Стояло оно на толстом круглом пьедестале как будто из непрозрачного горного хрусталя; пьедестал опирался на множество колонн из того же материала.

Над пьедесталом вздымалась некая структура, состоящая из сверкающих конусов и вращающихся дисков; фантастическая, но странно симметричная; причудливая, как угловатый головной убор горных богов яванцев – и в то же время холодно, болезненно математическая. Конусы торчали во всех направлениях, по-видимому, переплетенные полосками металла и света.