Джон Майерс - Серебряный Вихор

Но человек не может умереть, пока не утратит интереса к жизни. Вдруг в темноте запела птица, и во мне проснулось любопытство.

Изменилось все вокруг — и поневоле изменился я.

Это было не просто обыкновенное чириканье. Птичка обладала незаурядной техникой. До сорока разнообразных полутонов она выстраивала в осмысленную мелодию. Певунья в третий раз уже повторила свой репертуар, когда я наконец поднял голову удостовериться, что ночь еще не кончилась. Потом мне захотелось убедиться, что поет действительно птица. При пятом повторе я встал и тихо углубился в лес. Через несколько шагов певунья сделала паузу, и я услышал хлопанье крыльев.

В другое бы время я не был потрясен так сильно. Но когда разум подавлен, новое ошеломляет. Мне еще не приходилось слушать пение птиц ночью. Удивленный, я и думать позабыл о своем недавнем отчаянии.

Перелетев на другую ветку, птица запела с еще большим очарованием. В лесном сумраке смутно различались очертания предметов. От земли веяло прохладой и ароматами лесных цветов. Легкий ветерок навевал терпкие запахи лесной чащи. Мысли мои были неопределенны, как благоухание безымянных растений, но сердце наполнилось радостью, которой мне недоставало так долго.

Еще две трели — и птица улетела, одарив меня утешением. Но меня ждало ужасное открытие. Сколько ни искал я дорогу — выйти на нее никак не мог. Горевать я перестал, но зато заблудился. Огорчился я, впрочем, не надолго — ведь даже идя по дороге, я не знал, правильным ли путем следую. Дождаться бы, пока рассветет, и там уже поискать проезжий тракт. Но настроен я был мечтательно и потому углубился в дебри Броселианского леса.

Близилось утро. Вскоре можно было уже различить замершие перед рассветом деревья. Ветви поникли, как усталые после работы пассажиры, держащиеся в автобусе за ремни. Я продолжал идти, и на душе моей царила отрада. Утомившись и согревшись от ходьбы, я намеревался где-нибудь прилечь вздремнуть.

Нервы у меня крепкие, но кругом было так тихо, что я невольно подскочил на месте, услышав прямо перед собой чей-то вскрик. Навстречу мне выбежала девушка. В предрассветном полумраке она, очевидно, приняла меня за кого-то другого. Едва не столкнувшись со мной, она поняла свою ошибку и смутилась.

— Ах! — воскликнула она разочарованно. — А я-то думала, что это Окандо.

Ее пышные волосы окружали головку, как лунный ореол, а тонкий стан напоминал стебелек цветка. Словом, это была именно такая девушка, которую только и можно встретить после пения ночной птицы. Я замер, как дурак, уставившись на нее во все глаза.

— Я не Окандо, — признался я наконец. — А жаль…

Сказав так, я искательно улыбнулся, чтобы загладить свою развязность. И не только потому, что меня на Эе проучили за дерзкое отношение к женщинам. Что-то в этой девушке было такое, что сдерживало мою алчность.

Она напрасно испугалась. В отношениях с женщинами я слишком ленив, чтобы уламывать неподатливых. Однако мне не хотелось ее отпускать прежде, чем удастся у нее кое-что выспросить.

— Не беспокойтесь, — заверил я ее, — я до завтрака за девушками не ухаживаю. Кстати, где тут можно было бы перекусить?

Девушка с любопытством взглянула на меня. Видно было, что она гадает, кто я такой.

— Вы пилигрим? — вымолвила она наконец.

— Да, заблудившийся пилигрим.

Разумеется, я не собирался ей рассказывать о своем участии в неудачном десанте.

— В темноте я сбился с пути и теперь, как видите, блуждаю…

— Поблизости нет никакого жилья, — сказала она нерешительно, — но если вы голодны..

— Голоден как волк, — перебил я.

— Хорошо, я дам вам поесть, только подождите немного. Пока пчелы не проснулись, позаимствую у них немного меда.

Дерево с пчелами стояло неподалеку. Черное отверстие дупла показалось мне зловещим, но девушка запустила туда руку, и я немного успокоился. Из дупла она извлекла соты, полные меда. К ним прилипло несколько сонных пчел, которых она легонько стряхнула наземь. Затем отскочила в сторону, но я ее опередил.

— Чисто сработано! — заметил я, переведя дух с облегчением.

Моя похвала ей польстила.

— Им это достается с трудом, — рассмеялась она, — но меда у них с избытком, и он слишком хорош для трутней.

Соты она положила в плетеную корзинку и облизала пальцы.

— Меня зовут Розалетта.

В Романии, казалось, все обходились одним именем. С облегчением я отбросил в сторону ненавистные мне «А. Кларенс».

— Шендон, — назвался я, слегка тронув волосы, — по прозвищу Серебряный Вихор.

Розалетта подвела меня к шалашу, сделанному из веток, переплетенных цветами. Я заметил, что возле него сходилось семь полузаросших лесных троп.

— Вот мы и пришли, — объявила она, — сейчас я подою свою козу, которой я не хозяйка, — и угощение готово.

Мы уселись за стол вдвоем. Завтрак состоял из ягод, молока, хлеба и меда. Интригующими были уединенность и хрупкость ее пристанища.

— А что, твой муж предпочитает не завтракать?

Розалетта радостно вспыхнула:

— Вы имеете в виду Окандо? Он пока еще мне не муж.

Мне хотелось о многом ее расспросить, но я задал ей всего один вопрос:

— Почему вы живете здесь одна, вдали ото всех?

Розалетта отпила глоток из кружки с молоком.

— Меня хотели убить. Пришлось бежать и спрятаться здесь.

Я растерянно молчал. Она продолжала сама, по собственной охоте:

— Отец Окандо не желает, чтобы его сын женился на мне.

Навряд ли ей исполнилось двадцать. Она была не только миловидна, но и добра. Мысль о насилии над ней казалась чудовищной. От негодования я не сразу смог заговорить.

— Но почему этот ублю… этот ужасный человек хочет… а что ваши родные? И куда смотрит малютка Окандо?

— Он такой же малютка, как и вы! — гневно воскликнула Розалетта. — И уж куда сильнее вас. — Но тут же остыла. — Он ничего не может поделать, потому что его отец — здешний правитель.

Я просиял.

— Не Брайан ли? Если так — все ваши заботы позади.

— Нет, не Брайан.

— В самом деле?

Из ее слов я понял, что нахожусь за пределами владений Брайана — вдали от его оскорбленных подданных, прочесывающих окрестности в поисках вражеских дезертиров.

— А где теперь ваш жених? Сумеет ли он найти вас?

— Да, конечно. Сейчас он где-то в лесу, ищет меня.

Мне стало тревожно за нее. Ведь не только жених может найти ее здесь, но и те, кто покушается на ее жизнь.

— И долго ли он вас ищет? — настаивал я.

— Дня три… — Розалетта отвернулась. Видимо, и сама не вполне была уверена, что суженый ее отыщет.

— А вдруг вы с ним разминетесь — что тогда?

Розалетта подняла на меня глаза, и я понял, что и к такому повороту дел она готова.

— Если он не придет сегодня, тогда я сама пойду ему навстречу.