Джон Марко - Великий план

– Или меньше, – вставил Симон. Ему не хотелось портить ей настроение, но она должна была знать правду. – Я не знаю, какие у Бьяджио планы на Эррита и даже на Вэнтрана. Я могу ему для чего-то понадобиться.

– Только не сейчас! – взмолилась Эрис. – Не так быстро. Ты только что вернулся! Скажи ему, чтобы он подождал. Симон засмеялся:

– О да! Он с удовольствием это услышит. Извините, господин, но ваша рабыня не хочет, чтобы я уезжал. Вы ведь можете отложить ваши планы, не правда ли? Можете? Вот и прекрасно!

– Планы? – парировала Эрис. – У господина есть планы? По тому, как все себя ведут, этого не скажешь!

– Значит, они его не знают, – сказал Симон. – У господина всегда есть план. И он нам о нем скоро расскажет. По крайней мере так он сам мне сказал.

Эрис провела пальцем по контуру его губ.

– Гм… Значит, у тебя будет время поговорить с ним о нас, так ведь?

– Не могу. Он уже на меня сердит. Сейчас я не могу ни о чем его просить.

Эрис разжала руки, обвивавшие его шею.

– Симон, ты же обещал…

– Знаю, но все изменилось. Он думает только о Вэнтране. Мне кажется, он хочет, чтобы я снова вернулся в Люсел-Лор.

– Нет! – отчаянно вскрикнула Эрис. – Ты обещал, что попросишь его, когда вернешься! Он же все равно знает о нас с тобой. Он не откажет тебе в этом. Тебе – не откажет. Я видела, какой он с тобой, Симон. Он ни в чем не может тебе отказать. Он влюблен в тебя…

– Перестань! – строго сказал Симон, предостерегающе поднимая руку. – Не говори так. Я знаю нашего господина. Но я – Рошанн, Эрис. Рошанны не женятся.

– Для тебя он сделает исключение, – спокойно ответила Эрис. – Я в этом уверена.

Симон был отнюдь в этом не уверен. Он любил Эрис, любил с того дня, когда Бьяджио купил ее и привез на Кроут, но он давным-давно принес клятву своему господину. Он – Рошанн, его семья – Порядок. Таких исключений просто не делают. Более того – о них никогда не просят. Он обещал Эрис, что попросит Бьяджио немного поступиться правилами и проверит на прочность их странную дружбу, но теперь, вернувшись под темное крыло графа, он несколько потерял свой оптимизм. Бьяджио слишком к нему привязан, чтобы делить его с женщиной.

Симон потрогал золотой ошейник на стройной шее танцовщицы. Если бы не это неприятное украшение, она не походила бы на рабыню. Ее кожа пахла дорогими духами и маслами, а не углем и кухней. Она была балованной любимицей Бьяджио, его драгоценной танцовщицей, и он заплатил за нее царский выкуп. Он обожал ее – не так, как Симон, а как собиратель обожает прекрасное добавление к своей коллекции. В огромном дворце Бьяджио было множество картин и статуй, и все они были бесценными. Однако самым ценным его имуществом была Эрис. Возможно, она была лучшей исполнительницей во всей империи, феноменом, как и сам Бьяджио. Симон знал, что, глядя на нее, Бьяджио видит уголок небес.

– Я поговорю с ним, – мрачно пообещал Симон.

– Когда? – настаивала Эрис. – Когда он снова тебя куда-то отправит?

– Если он снова меня куда-то отправит, – уточнил Симон. – Я пока не знаю, что он задумал. Возможно, у него нет для меня никаких поручений. Похоже, я пользуюсь здесь большой популярностью. Вы оба хотите, чтобы я был рядом с вами.

Это не было шуткой, поэтому Эрис не засмеялась. Она молча смотрела, как он встает с табуретки и идет в окну. Высоко в небе пели жаворонки. Когда Симон уезжал в Люсел-Лор, на острове было жарко, но теперь стало холоднее: в воздухе ощущался намек на смену времени года. Только это и бывало на Кроуте – намек на осень. Симону хотелось уйти из дворца, лечь с Эрис под деревом и наблюдать за облаками, как это делают дети. Ему хотелось оказаться где-нибудь далеко, перестать быть главным подчиненным Бьяджио. Ему хотелось стать нормальным человеком.

– Я меняюсь, – прошептал он.

Эрис тихо подошла сзади и взяла его за руку, но Симон продолжал смотреть на открывающийся из окна вид.

– Ты устал, любимый, – быстро сказала она. – Отдохни. Приходи ко мне сегодня ночью, если захочешь. Или не приходи, а просто выспись.

Симон тихо засмеялся.

– Ты меня не слушаешь. Я меняюсь, Эрис. Я уже не уверен, что я здесь ко двору. Господин изменился. Он думает только о мести. Это снадобье довело его до безумия. И мы все – пленники его сумасшествия.

– Не говори такие вещи! – предостерегла его Эрис. – Тебя могут услышать.

– Это не имеет значения. Все знают, что Бьяджио сошел с ума. Ты знаешь, что он приказал мне выкрасть из Люсел-Лора человека? Я привез его сюда. Саврос всю ночь пытал его, чтобы узнать, где Вэнтран.

Эрис побледнела.

– И что с ним стало?

– Я его убил, – ответил Симон. – Пришлось. Саврос стал с ним забавляться. Это было тошнотворно. Мне пришлось положить этому конец.

– Ты был к нему милосерден, – прошептала Эрис. – Видишь? Ты хороший человек, любимый.

– Хороший? – насмешливо переспросил Симон. – Я – Рошанн. Среди Рошаннов нет хороших людей. А если я хороший, тогда мне среди них не место.

Она взяла его за руку. В ее зеленых глазах было бесконечное прощение.

– Ты делаешь то, что должен, так же, как я. Мы принадлежим ему. Идти против него – значит умереть. Симон притворился, будто согласен с нею.

– Ты права, – сказал он, надеясь закончить этот разговор. – Мне на корабле было плохо. Это вывело меня из равновесия. – Он поцеловал ей руку. – Извини, что я так с тобой здороваюсь. Обещаю, что этой ночью я буду совсем другим.

– Не приходи, если не хочешь, – мягко проговорила она. – Или если тебе кажется, что господин будет недоволен. Я пойму.

– Я приду, – ответил Симон. Он осторожно выпустил ее руку. – Жди меня в полночь у садовой стены. А теперь занимайся. Бьяджио был бы недоволен, если бы я помешал тебе работать.

Они позволили себе прощальный поцелуй, а потом Симон ушел из музыкального салона. Его сердце отчаянно колотилось от предвкушения.

Ричиус Вэнтран натянул повод и остановил коня рядом с зарослями ягодного куста. Здесь, в горах вокруг Фалиндара, дул сильный ветер. И если бы не ветер, он не заметил бы обрывка окровавленной ткани, который словно флажок трепетал на кривой ветке. Он увидел ее с седла, тревожно осмотрелся и спешился.

Все было спокойно, если не считать тихого жужжания ветра в ветвях. Животные встревоженно притаились. Неподалеку следом за ним ехали Карлаз и Люсилер, украдкой осматривая окрестности, однако Ричиус чувствовал, что поиски закончены.

Солнце ярко светило. Ричиус затенил глаза и повернул узкий лоскут к солнцу, чтобы рассмотреть. Казалось, он оторвался от поношенной рубашки – плотной, как та, какие носят фермеры. Она не была синей, так что ее оставил не Хакан, но она появилась здесь недавно, и высохшая кровь еще не выцвела. Ричиус решил, что это трийская кровь – если только фермер сам не убил кого-то. Ричиус осмотрелся. Чуть выше каменистый склон уходил во что-то вроде пещеры. Он вытянул шею, пытаясь заглянуть туда, но вход был темным, и его скрывал каменный завал. Казалось, конь прочел его мысли: он недовольно фыркнул.