Олаф Бьорн Локнит - Конан и Алая печать

Мне, например, гораздо больше нравится герб Вертрауэна, наших немедийских заклятых друзей — Пятый департамент, секретная служба короля Немедии, украшается стоящим на задних лапах геральдическим драконом, сжимающим восьмилучевый моргенштерн.

Я откланялся, спустился по боковой лестнице к конюшням, отлично выдрессированные конюхи немедленно привели мою серую в яблоках кобылу зингарской породы, я забрался в седло и отправился в город.

Терпеть не могу весну, особенно раннюю! Даже здесь, в отлично обустроенных и чистеньких предместьях Тарантии, где живут очень богатые и влиятельные люди, парковые дорожки более напоминают хорошо разваренный кисель.

Отвратительная смесь тающего снега, грязи, прелых прошлогодних листьев и ледяной воды.

Вилла «Латерана» осталась позади, я свернул на совершенно разбитый колесами повозок и лошадиными копытами проезд, ведущий мимо огромного и роскошнейшего загородного дворца канцлера Публио (любопытно, на какие средства старик Публио может позволять себе подобные экзерсисы?

Едва деньги требуются на нужды государства, канцер начинает бледнеть и вздыхать о пустой казне, но, как только заходит речь о его собственных утехах, казначейство немедленно отпускает надлежащие суммы «на обеспечение канцелярии его светлости». До сих пор удивляюсь, почему Конан смотрит на неприкрытое воровство канцлера сквозь пальцы…).

Наконец-то! Мощеная дорога! Значит, Тарантия уже близко. Несколько поворотов, и вот из-за голых черных деревьев выплывают грандиозные бастионы столичных укреплений.

У Звездных ворот, что расположены со стороны полуденного восхода, мается бездельем городская стража — весна, распутица, проезжающих мало, купцы предпочитают дождаться более теплых дней, а провинциальные дворяне в такое скользкое время года отсиживаются в своих замках, не нанося лишних визитов в города. Оживленно лишь у Полуденных ворот — как-никак, именно там прерывается Дорога Королей.

Меня лениво окликнули, и я, отбросив плащ, молча продемонстрировал доблестным блюстителям свой темно-синий колет, расшитый листочками чертополоха, и стража почтительно попятилась.

Форменные мундиры Латераны уважаются ничуть не меньше, чем угольные одеяния любимцев короля, Черных Драконов.

Однако я уловил едва слышное шипение: «Опять колючки поехали! Мотаются туда-сюда каждый день, делать им нечего… Согласие берегут!».

«Колючки» — это заглазное прозвище служащих нашего тихого ведомства. Я гордо сделал вид, будто ничего не расслышал, и окунулся в шум тарантийских улиц.

Город устроен очень просто и заблудиться в Тарантии почти невозможно.

Три главнейших улицы отходят от замка Короны лучами на восход, полуденный и полуночный восход соответственно. Следуя по широкой набережной Хорота, можно проехать город из конца в конец всего за три четверти колокола. Я говорю о старинной части Тарантии, ибо на противоположном, закатном берегу реки за последние десятилетия выросло множество новых кварталов, облепивших знаменитую Обитель Мудрости — лучшее учебное заведение Закатных королевств.

Хотя для нашей тайной службы наименование «Обитель Мудрости» чаще всего звучит как «Источник Вечного Беспокойства» и «Рассадник Вольнодумной Заразы».

Многоученая молодежь по резвости характера и просто от скуки частенько причиняет барону Гленнору изрядную головную боль. То заговор затеют (обычно, абсолютно бездарный), то памфлеты начнут распространять (частенько талантливые), то в ересь впадут (причем поголовно).

А Латеране приходится со всеми этими бедствиями разбираться и по настоятельному приказу короля по возможности мягко и милосердно вправлять мозги виновным.

Моя кобыла, носившая легкомысленное зингарское имечко Бебита, выбралась из сети переулков на площадь святого Эпимитриуса. Далее я направил лошадь по Королевской улице — широчайшему и очень красивому проезду Тарантии, застроенному огромными домами в целых четыре этажа высотой. Вообще-то здесь расположены государственные управы, казначейство, таможня или, например, городская резиденция все того же Публио, но почему-то один из самых богатых особняков (мрамор, позолота, резные деревянные решетки на окнах) украшен красными фонарями.

Я слышал, будто сие заведение, носящее прямо-таки антигосударственное название «Королевская милость» (кошмар! Разве можно упоминать титул монарха на вывеске борделя!) принадлежит некоей Мамаше Куродье, а Мамаша — ни больше, ни меньше, как старая приятельница Конана, сумевшая оказать нашему киммерийцу весьма ценную услугу в беспокойные времена Мятежа Четырех. Следовательно, выкурить не приличествующий центральной части города вертеп на окраины столицы будет невозможно до времени, пока Конан не покинет трон. Или пока Мамашу не оставит королевская милость — каламбур не лучший, но показательный.

Вот и замок. Багровое знамя на шпиле, каменные львы, засиженные голубями, конный памятник королю Сигиберту Завоевателю, стража, усиленно изображающая деловитость и серьезность, окованные железом ворота… Если в город меня пропустили беспрепятственно, то войти во дворец будет посложнее.

Случалось, в замок не пропускали даже спешных гонцов, отбирая у них депеши на входе. Конан не боится заговоров, просто порядок такой.

Я спешился у калитки, перехватил грозно-пристальные взгляды Драконов и поспешил вынуть из разреза рукава колета пергамент с подписью Конана.

— По личному приглашению Его величества, — осторожно сказал я и предъявил бумагу старшему офицеру караула. Пергамент внимательно изучили, печать поковыряли ногтем (не поддельная ли?), и явно нехотя ответили:

— Проходи, почтенный. Конюшня во внутреннем дворе направо. Там обратишься к распорядителю, чтобы тебя проводили.

Распорядителем оказался низенький лысый человечек в золоте и бархате — он стоял у дверей главной лестницы замка.

Меня вежливо попросили оставить оружие на сохранение, снова изучили приглашение, проедая пергамент глазами до дыр. Лишь затем был кликнут один из лакеев (не верю я, что это простой лакей, слишком рожа умная. И взгляд цербера, какой вырабатывается только за много лет службы в Латеране), и я отправился в недра дворца.

Замок ремонтировали всего пять-шесть лет назад, поэтому внутренние помещения поражают чистотой и строгой роскошью обновленной древности.

Серебряные зеркала, витражи на окнах, гобелены с героическими и историческими сюжетами.

Вот этот, например, изображает усекновение головы короля Страбонуса его величеством Конаном Канах в битве при Хоршемише. А этот посвящен подвигу короля Гвайнарда Мудрого, который в одиночку, лишь в сопровождении оруженосца, пробрался во вражеский город и открыл ворота твердыни своей доблестной армии.