Олаф Бьорн Локнит - Конан и Алая печать

— Вот что, аквилонец… Мой тебе совет: оставайся в городе. Быстро разыщи маленькую герцогиню…

— Как? — изумился я. — Как я найду госпожу Дану?

— Придумай! — отрезала Дженна. — У тебя своя голова на плечах, не дитя неразумное. Найди и спрячь понадежнее. Лучше всего — увези из города. Завтра с утра, коли сможешь, загляни-ка во дворец. Зайдешь с Полуденного входа, покажешь караульным эту штучку, — Зенобия перебросила мне простенький деревянный амулет на шнурке в виде нордейхмской руны «Райда». — Поговорим.

— Ну… Хорошо, я, конечно, попытаюсь… А в чем дело?

— Поезжай! — Зенобия отвернулась и сказала, будто в никуда: — Не нравится мне все это… Очень не нравится. Езжай, граф. Здесь тебе делать нечего. Без тебя разберутся.

18 день Первой весенней луны.

Подведем неутешительные итоги. За минувшие сутки во втором по значению и первом по огромности территорий (Немедия с учетом протекторатов Коринфии и Заморы несколько больше Аквилонии) королевстве Заката произошли столь поразительные и невероятные изменения, что я до сих пор не могу осмыслить их значения и возможных последствий для всей Хаборийской цивилизации.

Во-первых, от власти отстранен правящий дом Эльсдорфов Немедийских, причем отстранен насильно. Во-вторых, наследников трона в самом прямом смысле данных слов не осталось в живых — новым канцлером Эрдриком и протектором столицы Тараском объявлено, что «в результате вспыхнувшего мятежа и измены некоторых государственных чиновников, а также волнений в городе все четыре сына почившего короля Нимеда погибли. Бушующей толпой также умерщвлены благородные супруги Их высочеств, наследники и люди из числа слуг».

В-третьих, введенное в Бельверусе осадное положение препятствует созыву высокого дворянского собрания, каковое должно избрать нового короля, в результате чего Немедией сейчас правит странный триумвират, составленный из господина канцлера, одновременно являющегося правящим регентом, принца Тараска, который вдобавок в должности протектора взял на себя командование многочисленными гвардейскими тысячами, и королевского казначея Сагаро, ныне отвечающего за всю торговлю и снабжение крупнейших городов, а также войска продовольствием.

Как долго продлится столь неопределенное положение, никому не известно, однако старинные уложения государственного права недвусмысленно гласят: скончавшийся монарх должен быть погребен спустя десять дней, считая от дня кончины, и за это время необходимо называть имя преемника. Если этого не происходит, королем становится ближайший родственник короля по мужской линии, а если таковой отсутствует, то по женской.

Против закона не пойдешь — вышеописанная традиция насчитывает многие столетия, освящена митрианским культом и, если Тараск сотоварищи пренебрегут древним уложением, страна окажется на грани междоусобной войны: восстанут дворяне, от власти отвратятся жрецы, да и простой народ начнет роптать. И в то же время триумвират пока не предпринимает никаких действий для созыва благородного собрания и выборов короля.

Странно. На что они надеются?

Поразмыслив, я пришел к выводу, что Тараск отнюдь не глуп и не зря тянет время. Если в течение десяти дней короля так и не изберут, то у кофийского принца есть все шансы заполучить корону.

Он родной племянник Нимеда, в народе популярен (правда, популярность эта несколько дутая…) и, если подходить реалистически, Тараск на сегодняшний день единственный отпрыск династии, сосредоточивший в руках реальную власть. Безусловно, у Нимеда-старшего остались дяди, да и других племянников предостаточно, но их либо нет в столице, либо они не ощущают за собой силы, способной привести к трону.

Меня не покидало ощущение неправильности происходящего. Вроде бы смена власти происходит законным путем, а гибель королевской семьи очень просто объясняется так называемым «мятежом».

Только мятеж этот, как бы выразиться получше… Случился очень кстати и был исключительно узконаправленным. Я был свидетелем волнений в Тарантии, происходивших в последний год царствования Нумедидеса, и знаю, что может натворить вышедшая из подчинения толпа.

Поджоги, грабежи, бесчинства на улицах и стычки с пытающимися навести порядок военными — пьяные плебеи забрасывают гвардию камнями, первейшим объектом разграбления становятся винные погреба, а когда военные начинают применять оружие, все постепенно затихает. Обычный бунт длится, самое большее, седмицу-полторы.

В Бельверусе все происходило по-другому. За одну ночь «мятежа» (так утверждает нынешняя власть) бунтовщики, почему-то пренебрегая богатыми запасами виноделен, аккуратно вырезали семейство короля, сожгли дома принцев, а Нимеда-наследника с супругой и детьми убили не где-нибудь, а прямиком в отлично охраняемом замке короны.

Как они туда ворвались — до сих пор остается загадкой, которую никто не желает объяснять. Заметим, что у принцев была неплохая личная охрана, их оберегали гвардейцы и телохранители…

Какой вывод? Верно! В городе под прикрытием мятежа действовали отлично вооруженные и обученные отряды убийц или наемников, которым кто-то поручил низвергнуть правящую династию.

И не надо мне рассказывать сказки, что орда обезумевших от ярости горожан могла противостоять гвардии и свитским дворянам принцев. Такого просто не бывает!

Все эти соображения я изложил на рассвете восемнадцатого дня Первой весенней луны в одной из гостевых комнат неприметного постоялого двора с непритязательным наименованием «Петух и котел».

Меня внимательно слушали шестеро людей весьма разного облика и занятий — лучшие аквилонские конфиденты, работающие в Бельверусе под началом месьора барона Амори из дома Данвилов Коринфских. Сам барон, крупный пронзительно-черноволосый мужчина средних лет, присутствовал здесь же.

— …Это все, о чем я хотел вам рассказать, — я закончил с изложением своих мыслей. — И намереваюсь попросить у вас помощи.

Месьор Амори отнюдь не производил впечатления личного представителя барона Гленнора. Он показался мне чересчур угрюмым, чересчур хмурым и чересчур нелюдимым — эдакий туповатый вояка, разбирающийся досконально лишь в оружии, лошадях, искусстве мечного боя и охоте.

Однако еще один неписаный закон сыска гласит: «Внешность обманчива». Реймен Венс отрекомендовал Амори как самого благоразумного и осторожного конфидента, трудящегося ныне на поприще душевного согласия в нашей маленькой компании служителей Латераны. Отчего вдруг коринфский барон превратился в верную ищейку, принадлежащую Аквилонскому королевству, я не знал да и не стремился узнать. У каждого есть свои причины.