Олаф Бьорн Локнит - Львиный престол

— Граф! — Хальк первым меня заметил. — Сколько можно было спать?

У ног библиотекаря непринужденно развалился грифон Энунд. Зверюга выглядела сытой и довольной жизнью. Идиотский синий бантик с хвоста Энунда исчез, равно как и ошейник, зато через всю грудь тянулась блестящая серебряная цепочка из плоских звеньев. Очень красиво выглядит на темно-рыжей короткой шкуре грифона.

Не дать, ни взять — собрание благороднейших нобилей, а не дружеская встреча нашей сомнительной компании. Все облачены в белые тоги, отороченные широкой тесьмой с меандром… Солнцеликий Митра, даже Эйвинда вырядили! Впрочем, иногда и седло на корове может смотреться… Веллан с перевязанной головой глядит на меня небесно-голубыми глазами провинциального авантюриста. Один Тотлант выбивается из этой благолепной картины — на волшебнике привычная хламида благородного черного цвета с золотой вышивкой и забранным в круг циркулем на груди. Хальк небрит — скорее всего, решил заново отпустить бороду. На нем, этом рафинированном аристократе, тога сидит как влитая. Даже четыре положенных складки на груди выглядят идеально ровными.

Чинно, как и полагается уважаемой супружеской паре, мы с Рингой под руку прошли к столу, поздоровались со всеми, получив в ответ от все еще слабого Веллана: «Ну вы и расфуфыренные…», а от Эйвинда: «Здравы будьте, господа хорошие». Тотлант, как всегда, с саркастичной улыбочкой поклонился и неожиданно извлек из воздуха цветок лилии, каковой вручил Ринге. Она, вовсе не удивляясь, немедленно пристроила его в прическу, пробормотав:

— Иногда и волшебники могут сгодиться для полезного дела…

В общем, царила непринужденная обстановка. Дожидаясь Конана и его приятелей, мы откупорили амфору с розовым шемским вином и завели светский разговор ни о чем. Хальк возмущался отсутствием во дворце хорошо выделанного пергамента и поносил на чем свет стоит хапугу Публио, не желающего выделять из казны деньги на библиотеку, Веллан излагал свои впечатления от пользовавших его лекарей, их жутких инструментов и противных снадобий, Ринга немедленно принялась блистать глазами и остроумием, Тотлант с Эйвиндом молчали, прихлебывая вино…

— Кто пьет без меня?

Вот и Конан явился. По правую руку от него стоит улыбающийся во весь рот темноволосый красавчик с герцогской цепью на груди, а сзади возвышается почти квадратная фигура мрачноватого сероглазого человека с хладнокровным лицом прирожденного вояки. Светлейший герцог Просперо и центурион Юний Паллантид. У пуантенца тога синяя с золотом, гвардеец не стал изменять форме Черных Драконов, а Конан одет и вовсе простецки — льняная туника и такие же штаны, тонкий пояс-ремешок и мягкие сапоги из телячьей кожи. Не-ет, это не король. Это варвар. А если он и может именоваться королем, то весьма своеобразным.

Наконец, все заняли свои места, споря о более удобных сиденьях рядом с Конаном, и варвар, налив в один большой кубок вина, поднял его и провозгласил, обведя всех нас внимательно-смешливым взглядом:

— Ну что, круговую? И пусть каждый скажет что-нибудь хорошее. Я же говорю так: все кончилось относительно недурно. И это главное.

А дальше мы по кругу принимали кубок и высказывали свои мысли. Коротко, правда. Первым чашу взял сидевший по левую руку от короля Паллантид:

— Голову вы мне заморочили… Один король, другой… Конан, надеюсь, что ты сейчас — настоящий.

— Ты, Конан, бесспорно, хороший человек, — ласково проворковала Ринга и вкрадчиво добавила: — Но там, где ты появляешься, неминуемо следуют одни только неприятности.

— Домой хочу, — проворчал я, когда чаша перешла в мои руки. — Надоели! Заговора приличного не могут устроить!

— За магию и волшебство, а также за то, чтобы таковые всегда служили во благо, — провозгласил Тотлант, не уточняя, однако, во благо чего должны действовать упомянутые колдовские силы.

— И зачем я только во все это ввязался? — вздохнул Веллан, исподлобья глядя на Конана. — Едва голову не проломили, ошейник надевали, будто я шавка какая-то… Конан, бросил бы ты корону и снова вернулся к нам простым наемником!

— Не дождешься, — хищно улыбнулся киммериец и перевел взгляд на Эйвинда, осторожно взявшего кубок.

— А что?.. — буркнул асир. — Я вот точно знаю, что мир к упадку клонится. Так у нас в деревне старейшины говорили. Но люди вы хорошие. Все до одного.

И отпил.

Хальк забрал чашу у Эйвинда, резко встал, отодвинув задом кресло, на миг задумался и, воодушевившись, разразился речью:

— Достославнейшие и многоудачливые спутники мои! Зане все мы ныне пребываем во счастии и благочинии, ино же возглашаем здравия венценосителю земель наших и оборителю чудищ зломерзких. Ведомые оным, пронесли мы тела наши бренные отсель, пределов Тарантийских, ко землям неведомым чрез хляби, препоны, волнения и пучины, чрез пущи дремучие, тако же горы, высотою своей замечательные…

— Хальк! — рявкнул Конан. — Остановись! Мы все знаем, что ты умный. Так что ты хочешь сказать? Только, пожалуйста, говори человеческим языком, а не кривляйся!

— За нас с вами, — Хальк внял возмущенным речам киммерийца и перестал пародировать язык древних летописей. — И пусть сдохнут все наши враги! Ура?

— Ура!!! — дружно завопили все мы, а чаша была передана герцогу Пуантенскому.

— Я, — сказал Просперо, — никак не предполагал, что, способствовав Конану захватить власть, потом влипну в такую вот историю. Не забудьте, что нынешний государь правит всего восемь месяцев, а бедствий на Аквилонию свалилось не меньше, чем за время царствования Сигиберта, Вилера и Нумедидеса, вместе взятых! Что ж дальше-то будет?

Он, допив остатки вина, поставил кубок на стол, а Конан тяжко вздохнул.

— Я же просил вас сказать что-нибудь хорошее! — уязвился киммериец нашими речами. — Неужели это настолько трудно? Наговорили гадостей… Причем обратите внимание, что все вы сидите в моем собственном замке, лакаете мое вино, пользуетесь моим гостеприимством… — варвар обреченно покачал головой. — Нет, однажды я все-таки брошу вас всех и уеду домой, в Киммерию.

Конан плеснул в чашу еще немножко вина и, подняв ее над головой, сказал:

— Все, что было в прошлом, ушло навсегда. Теперь будем думать о настоящем и будущем. Знаете, как люди говорят? Кто старое помянет…

Однако помянуть недавние события за этим веселым обедом пришлось еще неоднократно.

Перво-наперво Конан рассказал мне о событиях минувших суток. На первом месте, разумеется, стояло отбытие Эвисанды из дворца. Оказывается, прекрасная графиня (которая изначально подозревала, что вокруг плетутся какие-то невероятные интриги), решила порвать с Конаном после неудачной попытки Ринги отравить двойника. К сожалению, присущий моей супруге Дар внушения не всегда одинаково действует на разных людей. Эвисанда очнулась сразу после исчезновения Ринги из спальни, обнаружила, что все двери заперты, а на кровати лежит… Полагаю, Тицо каким-то образом напугал маленькую Эви. То ли своим видом, то ли необычным поведением. Графиня Аттиос открыла дверь спальни, созвала истошными криками «Король умирает!» стражу, вкратце объяснила примчавшему Юнию Паллантиду, что произошло, а затем с плачем убежала в свои покои. Наверное, очень испугалась.