Танит Ли - Белая змея

— Я дам тебе семь, как и собирался. Вот, — Катемвал развязал ремешки и высыпал в его лапу семь трехгранных монет. Новенькие, прекрасные и совершенные, их острые грани сверкали белым светом. Рука мужчины дрогнула, он машинально сжал пальцы.

— Я сообщил о своих торговых намерениях твоим жрецам в Ли, — сказал Катемвал. — Ты понимаешь меня? Сделка совершенно законна. Теперь ребенок мой.

— Он принадлежит мне, — внезапно оскалился папаша. — Если я потружусь вытряхнуть из него кишки, он никогда не вырастет.

Однако Катемвал уже утратил интерес к мужчине. Он снова посмотрел вниз на мальчика.

— Ты поедешь со мной. Мы отправимся в путешествие. Я возьму тебя с собой через море в гордую страну с городами из камня — хорошее приключение. Ты не будешь испытывать нужды ни в чем. Есть здесь что-то, что тебе хотелось бы забрать с собой? — Катемвал был не злым и довольно чувствительным человеком.

Но ребенок молча смотрел на него. Понимает ли он, о чем его спрашивают?

Катемвал поднял его и перенес на скакуна, посадив в седло перед собой. Ребенок не беспокоился, не боялся зверя или зеебов, как не испытывал страха перед собаками с фермы.

Деревенский чурбан снова и снова пересчитывал серебро. Он не заметил или не хотел замечать их отъезд. Но черная охотничья собака залаяла. Мальчик изогнулся и уставился на нее. Когда Катемвал ударил шпорами в бока скакуна и пустил его быстрым галопом, ребенок внезапно вытянулся в его руках, дернувшись к собаке, и заплакал без слов и звуков, страдающий и отчаявшийся.

— Тише, маленький лев. Боги любят тебя. Ты уезжаешь к новой жизни, и она будет куда лучше, чем вечный голод в свинарнике. Верь Катемвалу, он знает, о чем говорит. Дни славы, сила, которая таится в тебе. Не растрачивай ее, живи ею. Ты станешь всем.

Однако, несмотря ни на что, Катемвал почему-то надеялся, что на обратном пути не встретит зловещую похоронную процессию. Он не знал, что женщины поднялись выше и им необходимо еще не меньше часа, чтобы завершить обряд.

Сумеречный свет окутывал Тьиво, которая в одиночестве шла домой, отделившись от остальных плакальщиц. Никакой болтовни между женщинами не было — такое поведение не дозволялось, тем более что беседа задержала бы их. Каждой предстоял долгий путь домой, где их ждали нужда, тяжелая работа и голодные раздраженные мужчины.

С темнотой поднялся ветер, разбиваясь об острые скалы вокруг и барабаном гремя в ушах Тьиво. Поэтому она не слышала собачьего воя, пока не подошла совсем близко.

Тьиво остановилась. Ее ушей коснулся плач боли, подобный тому, который она сама издавала по покойнице до тех пор, пока ее горло не отказалось работать. Но собака не стала бы выть по старухе.

Она побежала. Через острые скалы, мягкий снег и тени на холодный каменный двор — и снова остановилась. Вой сотрясал собачий загон. Тьма неистово оплакивала кого-то.

Тьиво открыла дверь в дом.

Комнату заливало тепло. Орн спал по одну сторону от очага, а по другую в кресле матери сидел Орбин. Тепло, но не безопасно. Все изменилось. И где же, где же, где Райэр, который должен был вернуться с наступлением темноты?!

— Эй, Тьиво, — вкрадчиво обратился к ней Орбин. — Пока ты там драла глотку с этими бабами, я позаботился о ферме. У нас совсем нет денег, подумал я. И тут как раз приехал человек. О, тебе бы он понравился. Еще один чужестранец. Ты, пожалуй, не отказалась бы впустить его в себя, но он искал не шлюху. Он хотел купить кое-что другое. За элисаарское серебро. Вот оно, смотри. Сказать тебе, Тьиво, что он захотел взамен?

В этом году холодное время выдалось особенно тяжелым. Время смертельной ледяной пустоты. Животные умирали в хлевах. Люди умирали, просто упав в снег в нескольких шагах от дома. Когда начались дожди, снег все еще падал, смешиваясь с водой, и казалось, что избавления не будет. Многие стекались в Ли принести жертву Ках в надежде на лучший год, чтобы хоть как-то выжить. Орбин, видя, что Орн потерял за зиму двух коров, как обычно, отправился в Ли с серебряными монетами в кармане, оставив идиота и потаскушку дома.

Дорога была отвратительная, грязь и лед перемешались, по голове и плечам хлестал снег, разбавленный дождем. Но Орбин медленно и неуклонно шел вперед, мерно помахивая рукой. Впереди его ждали религиозное забвение, быстрое удовлетворение похоти и долгое пьянство. Богатый, как никогда в жизни, он мог позволить себе остаться на ночь на тюфяке в пивной. Он даже может сделать особое подношение Ках, чтобы умилостивить ее, если будет необходимо. Но он считал, что нужды в таком приношении не возникнет. Он поступил честно, продав незаконного ребенка — точно так же Орн мог бы продать свое собственное отродье, или сам Орбин — свое, если уж на то пошло. Потаскушка молчала об этом. Ни слова за всю зиму — совсем не то, чего можно было ожидать. Впрочем, она знает, что не вправе требовать возмещения или говорить об этом, и в любом случае виновата сама. Если бы она приносила пользу, делая что-то по хозяйству или для него лично (она даже не умела доставить наслаждение мужчине!), возможно, он поступил бы иначе и защитил ее права. Хотя теперь Орбин даже радовался, что она валялась в хлеву с ланнцем — ему понравилось серебро, и он получил удовольствие, рассказав ей о том, куда дел ее щенка. Правда, он ощущал себя слегка неловко, не зная, как она воспримет новость. Она могла начать протестовать или что-то в этом роде…

Услышав какой-то звук на вязком тракте позади, Орбин оглянулся посмотреть, что это такое. Что-то серое в молочной пелене дождя — он подумал о демонах, баналиках. С замершим сердцем он оглянулся еще раз и не слишком-то обрадовался увиденному.

— Что ты здесь делаешь, тупая свинья?

Тьиво не ответила. Она шла к нему с вытянутыми руками — Орбин решил, что она хочет показать ему что-то, и посмотрел на них. Но он не угадал ее намерений.

Он все еще кричал на нее и пытался понять, что она ему несет, когда Тьиво со всей силы толкнула его. Орбин был довольно крупным мужчиной, однако после долгих лет размеренной жизни не ждал удара, к тому же под ногами у него был лед. Несколько мгновений он с воплем скользил и барахтался, размахивая руками, затем наклонился и рухнул в разверстую скальную пасть — совсем как труп его матери тремя месяцами ранее. Правда, в отличие от матери, Орбин кричал, пока падал. Но не долго.

Главная проблема с таким красивым ребенком — уберечь его от когтей публичного дома. Катемвал уже наловчился избегать их, равно как неуемных богачей и иных падальщиков, охочих до детей. На этот раз, чтобы избавиться от непрошеных претендентов, ему потребовалось некоторое время — но не больше, чем он потратил на бестолковую возню в Ли-Дис и других городках. С одной стороны, поездка в высокогорье принесла ему ребенка, но с другой, создала проблему — он задержался и не успел уехать до наступления штормов. А плохая погода влекла за собой новое промедление и еще худшую погоду впереди. Поверенный Катемвала в столице Иски описал ситуацию в следующих словах: «Они говорят, что никогда еще не было таких бурь. Здесь нет капитана, который рискнет выйти в море до весны».