Танит Ли - Белая змея

На пятый день Эрн-Йир, который уже показал Чакору рынки и залы гильдий, внешний вид храма Анакир с позолоченной крышей и гоночную трассу, повел своего гостя на улицу Богов. Корл с искренним испугом смотрел по сторонам, где среди синталевых деревьев в желтом цвету стояли храмы всех главных божеств Висов. Здесь был храм оммосского бога огня, бок о бок с его закорианским братом, и беседка заравийской Ясмис, над которой вился дымок благовоний. Чуть дальше обсидиановые драконы отмечали храм древних таинственных богов грозы из Дорфара. У его подножия, на ступенях, привычно играли в кости три дорфарианских солдата. Имелся даже постамент с синебородым Рорном.

Чакор что-то недовольно пробормотал и поинтересовался у Эрн-Йира: если люди Равнин так благочестивы и преданы Анакир, зачем все эти святотатства прямо у нее под носом? Эрн-Йир объяснил ему здешние нормы терпимости. Он и сам не пренебрегал Зароком своих предков.

— Тогда где здесь Коррах? — спросил Чакор.

Эрн-Йир словно ждал этого вопроса и показал на тропинку. Корл, все еще не веря, пошел по ней и вскоре обнаружил храм Коррах, а рядом, по соседству — обиталище Ках. Чакор зашел с корлского входа и отдал одну из своих последних монет, чтобы совершить подобающее подношение масла. Он чувствовал себя неуютно, желая спросить у своей богини — что она делает в этой стране?

В этот вечер Регеру удалось найти в Мойхи прибыльную работу.

В доме судовладельца с почтением относились к вечерней трапезе. Хотелось этого или нет, но так или иначе пришлось одолжить чистое одеяние, принарядиться и с венком на голове оказаться за столом, накрытым снежно-белой скатертью, вместе с семьей и восемью близкими ей людьми. Не надо проявлять неотесанность, наоборот, следует делать все возможное для великодушных хозяев. Не успел Чакор подумать об этом, как у него перед глазами, словно наяву, возник корабль Эрн-Йира, выплывающий из кровавого тумана у берегов Саардсинмеи. Трудно поверить, что это было лишь месяц назад. Кем был Эрн-Йир в тот день, когда шел к ним через руины на берегу с красной пеной черного моря, застывшей на сапогах? Его светловолосые матросы, покачав головами и протянув им вино, отправились в развалины города — и вернулись в молчании на алой заре, которая, казалось, никогда не погаснет… Эрн-Йир и его люди были частицей человеческого в ночи, нависшей над миром.

Младшая дочь хозяина, Элисси, сидевшая слева от Чакора, протянула засахаренную дольку мандарина запоздалой гостье — на удивление маленькой мартышке серебристого цвета. Изящно поедая угощение, обезьянка окидывала стол глазами цвета индиго.

— Ах, обезьянья принцесса, — произнес мужчина, сидящий по левую руку от жены Эрн-Йира. — Надеюсь, вы в добром здравии?

Обезьянка что-то пискнула.

— Увы, — сказал мужчина. — Она говорит, что этим летом ее мучал кашель. А сейчас как вы, дорогая?

Засмущавшись, мартышка обеими руками схватила свой хвост и прикрылась им, пытаясь спрятаться.

— Она говорит, что если бы ее не так сильно тискали, то все было бы гораздо лучше.

Послышался смех.

— Как жестоко говорить неправду, да еще и при всех! — обратилась к принцессе Элисси. — Ты неблагодарная мохнатая тварь. Кроме того, ты съела жемчужину из моей серьги. Потому тебя и мучает кашель!

Мужчина, который разговаривал с мартышкой, перед тем представленный как мастер Вэйнек, был невысоким сухощавым человеком из Гильдии художников и скульпторов. Он заметил, что пожирательница жемчужины — еще образец совершенства, и обрисовал подвиги других членов ее племени, которых привел в свою мастерскую на Мраморной улице, чтобы нарисовать. Они перегрызли прутья клетки, съели брусок чистого воска, несколько палочек краски и даже парик из кладовки.

— Однако мы всегда испытываем нужду в хороших живых моделях, — прибавил Вэйнек, переведя взгляд на Регера, сидящего напротив.

Тот лишь мрачно усмехнулся.

— Я не хвастаюсь… как всегда говорят хвастуны, — продолжил Вэйнек. — Однако трое сыновей младшего принца Дорфара позировали мне для моих работ. Это все знают.

— Фриз с воинами в большой библиотеке, — кивнул Эрн-Йир. — Да, об этом знают все. Они сами хвастались. Твоя мастерская прославлена.

— Мой отец, — обратился Вэйнек к Регеру, — был пастухом на равнинах под Хибрелом. Здесь мы живем так, как нам нравится. Это достоинство Мойхи. Ни один человек здесь не устыдится назвать другому свою цену, — Вэйнек оторвал виноградину и начал играть ею. — Мы собираемся пойти на великую авантюру — создать статую бога-героя Ральднора. Это заказ из Зарависса, для зимнего дворца самого короля. Мы обязаны проявить себя с наилучшей стороны, и ты не станешь спорить с этим.

Повисла пауза. Все уже догадались, о чем речь, разве что мартышка, глупее которой не было на всем юге, пребывала в неведении.

— Что ж, Регер эм Элисаар, я обещаю тебе шестьдесят анкаров золотом по мере Мойхи и Зарависса, если ты согласишься поработать у меня.

Впечатляющая сумма вызвала оцепенение.

— Какую работу вы предлагаете мне, господин — скульптора или модели? — забавляясь, переспросил Регер.

За столом снова рассмеялись. Вэйнек лукаво взглянул на Регера:

— За работу скульптора ты получил бы больше, но я уже нашел человека. Нет, я имел в виду работу модели.

— Но я слышал, что лик короля-мессии Ральднора увековечен, — вежливо возразил Регер, снова дразнясь. — Я не похож на него, честное слово.

— Это спорный вопрос. Подобие может проявляться по-разному. Так Ральднор походил на своего предка Рарнаммона, а его сын, второй Рарнаммон — на отца, хотя тот и сгинул где-то двадцати пяти лет от роду. Не хочу тебя смущать, молодой человек, но модели необходима привлекательность как лица, так и тела. И выносливость — позировать часами не так-то легко. Я слышал, что в Элисааре ты был гладиатором?

— В Элисааре я был рабом, — бросил Регер.

— В Мойхи не признают рабства, — уже серьезнее произнес Вэйнек. — Любой раб, пересекающий наши границы, становится свободным, как и все люди перед лицом богини. Ну как, ты принимаешь предложение?

— Да, — кивнул Регер, — и благодарен за него.

— Благодарить станешь, когда все будет закончено. А теперь, Элисси, дай мне обнять мартышку-принцессу. Мне пора идти. Друг мой Эрн и вы, госпожа, примите мои извинения, но вы знаете, каковы мои вседневные труды. Регер, мастерская открывается с первыми лучами солнца.

Регер кивнул. Его лицо, как и голос, осталось спокойным.

Аннах и ее похожий на Виса ваткрианец предавались сдержанным ласкам в гуще лоз, поэтому Чакор свернул на другую тропинку среди синталевых деревьев.

Регер сидел у водоема. Луна уже взошла, и рыбы, днем золотые, как глаза людей Равнин, выпрыгивали из водоема, чтобы полюбоваться на нее.