Эрик Ластбадер - Отмели Ночи

Она повернулась, прижимая левую руку к боку, пошатнулась и перенесла вес тела на правую ногу, чтобы унять боль в плече.

Вложив меч в ножны, Ронин поднял Туолина на руки.

— Пойдем, Кири, — окликнул он, легонько подталкивая ее вперед. Они пробежали оставшийся отрезок моста и выскочили на дорогу, поднимавшуюся к Камадо.

На дороге их встретили солдаты и проводили до самых стен. Они окликнули стражников, и окованные металлом ворота со скрипом приоткрылись — ровно настолько, чтобы пропустить их. Потом ворота с грохотом захлопнулись.

Вокруг них тут же поднялась суматоха. Ронин передал риккагина с израненной, почерневшей шеей его солдатам, которые унесли его в казармы. Ронин направился следом за ними, поддерживая Кири, пребывавшую в полубессознательном состояний. Он оступился, но отказался от помощи солдат, хотя и позволил им забрать Кири. Ее подняли по высоким ступенькам и внесли в казарму. Ронин настолько устал, что опустился прямо на крыльцо.

Вскоре из казармы вышел человек и присел рядом с ним.

— Он чуть не умер.

Это был высокий широкоплечий мужчина с седеющими волосами, густой, коротко постриженной бородой, длинным загнутым носом и черными глазами.

— Если вам нужна помощь, там, внутри, к вашим услугам личный врач Тиена.

— Я не ранен, — сказал Ронин. — Я просто устал.

— И все-таки вы покажитесь врачу.

Он позвал лекаря, который вышел на крыльцо и пробурчал что-то себе под нос при виде Ронина. Ронин узнал его. Они уже встречались на корабле Туолина. Пока врач занимался Ронином, бородатый сказал:

— Нам повезло, что он остался в живых, верно?

Он помолчал и спросил уже мягче:

— Как вас зовут?

— Ронин.

— Я — риккагин Эрант.

Ронин прислонился головой к деревянным перилам. Из темноты на него отрешенно взирали древние боги войны.

— Вы спасли ему жизнь.

— Что?

Он почувствовал жжение на плечах.

— Туолин сказал мне, что вы спасли...

— Вы всегда называете его другим именем?

— Мы — братья.

Ронин повернулся к нему:

— Вы совсем не похожи.

Врач закрепил бинты и вернулся в казарму.

— У нас разные отцы.

— Понятно, — бездумно откликнулся Ронин.

— Я могу вам помочь.

Ронин провел рукой по лицу.

— Чем?

— Расскажите, что произошло.

Риккагин Эрант молча выслушал рассказ Ронина о происшедшем в лагере.

— По правде сказать, это даже хорошо, что Во погиб. Он не понимал этой войны: он так привык воевать с красными и с дикими северными племенами... ему было уже не понять, что война приняла другой характер.

— Как же он объяснял появление воинов, из ран которых не течет кровь?

Риккагин Эрант пожал плечами.

— Ум военного способен объяснить с точки зрения здравого смысла любую, пусть даже самую фантастическую ситуацию. Ему не хватало воображения. Жаль. Он был хорошим военачальником.

— Он не был готов к нападению.

— Да. Хотел бы я знать, как им удалось так легко прорваться.

— Туолин сказал вам...

Его лицо было освещено светом факела.

— Да. Я видел ту тварь, с которой вы сражались.

— Вы предупредили Во?

Риккагин Эрант усмехнулся.

— Я не говорил никому, кроме Туолина, но даже он...

В его прозрачных глазах светились ум и проницательность.

— Видите ли, даже родные братья не всегда относятся друг к другу с любовью.

— Он хотел пойти со мной.

— Теперь уже вряд ли.

Мимо пробежали стражники. Их топот отдался эхом от деревянных стен. Снегопад ненадолго остановился, но небо по-прежнему было затянуто тучами, а воздух оставался сырым и тяжелым.

— Наверное, так даже лучше.

— А вы не хотите пойти?

Риккагин Эрант отвернулся. У соседних казарм залаяла собака.

— Не знаю. Но это неважно. Я нужен здесь. Я пришлю к вам двух красных. Они родились в этих местах.

— Хорошо.

Эрант поднялся. Непроницаемый взгляд его темных глаз задержался на Ронине.

— Может быть, вы и вернетесь.

Он пошел прочь по раскисшей улице.

Снег тихо падал на крепостные стены, заглушая шаги стражников. Густой снегопад скрывал из виду последние догорающие угли пепелища на месте разгромленного лагеря, покрывал скорбным саваном тела павших.

В Камадо стояла тишина, нарушаемая лишь шагами солдат из дозорных патрулей. Время от времени до Ронина доносились негромкие голоса, которые тут же пропадали в шорохе снега. Он поплотнее завернулся в плащ. Боль утихла. Он старался ни о чем не думать.

Он заметил Кири, направляющуюся к нему, и окликнул ее.

— Как твое плечо? — спросил он.

— Лучше. — Она присела рядом. — Был вывих. Но врач здесь хороший.

Ронин кивнул в темноте. Она провела ладонью по его руке.

— В казармах есть место.

— Сомневаюсь.

— На рассвете я возвращаюсь в Шаангсей. Мне надо поговорить с Ду-Синем. Зеленые и красные должны объединиться.

— Да.

— А ты уйдешь в лес. Верно?

Он посмотрел ей в глаза.

— Ты изменилась.

Он не знал, что ожидал увидеть в ее лице, но то, что увидел, его поразило. Она выглядела униженной, щеки у нее порозовели.

— Конечно. Мацу больше нет. От меня осталась лишь половина. Теперь я не стою того, чтобы быть со мной.

Она поднялась и пошла прочь от него вдоль запорошенной снегом стены.

Сквозь прореху в густой пелене облаков расползалось кроваво-красное пятно рассвета. Небо на востоке окрасилось розовым перламутром — там с натужной неспешностью поднимался сплющенный диск распухшего солнца.

Ронин наблюдал за рассветом со смотровой площадки южной стены, на которой провел всю эту долгую ночь. Снегопад прекратился еще ночью, и сегодняшний день выглядел более естественным, если так можно сказать, чем вчерашний.

Ронин поднялся, вдыхая морозный воздух, и размял затекшие мышцы. Он посмотрел в южном направлении, на пустынную дорогу, покрытую снегом. В лучах восходящего солнца снег казался розовым. Ронин не смог разглядеть никаких следов, и отсюда ему хорошо было видно, что дорога на Шаангсей свободна.

Он спустился вниз, к казармам. Там его уже дожидались два невысоких воина с длинными косами и черными миндалевидными глазами. С крыльца спустился солдат с чашкой горячего чая. Ронин с благодарностью принял чашку и выпил чаю, наслаждаясь его теплом и ароматом. От риса он отказался.

Кири была уже в конюшне. Она молча седлала луму, поглаживая ей бока. Когда вошел Ронин, его жеребец фыркнул и ударил копытами оземь. В воздухе плавала соломенная пыль.

Кири взобралась в седло. Ее лума нетерпеливо перебирала ногами. Кири натянула поводья, чтобы ее успокоить. Лума издала тихое ржание, в котором смешались печаль расставания и предвкушение дороги. Кири снова пришлось натянуть поводья.

Она выехала из конюшни. Ронин шел рядом. Они направились к крепостным воротам по тихим улицам. Цокот копыт был приглушен снежным покровом. Лума дернула головой, вдыхая холодный воздух; клубы пара вырвались из широких ноздрей. Ее уши задергались, когда Кири тихонько заговорила с ней.