Эрик Ластбадер - Кольцо Пяти Драконов

— Мы не умрем здесь. — Бартта постаралась улыбнуться, надеясь успокоить ее. — Я Бартта из Каменного...

Расселину встряхнуло в третий раз. Риана заплакала.

— Что толку плакать, — решительно сказала Бартта. — Мы довольно скоро выберемся отсюда. — Над головой девочки она видела, что слои сланца пришли в движение и сдвигаются к дну расселины, исчезая в бреши, проделанной землетрясением в коренной породе. “Надо выбираться отсюда, — подумала она, — иначе умру я”. Снова мелькнула мысль оставить девочку, но перед мысленным взором появилась сова Миины. Воля Богини ясна.

Она встала и прижалась к стене расселины, перекинув Риану через левое плечо.

— Ладно, — сказала Бартта. — Теперь держись крепко.

И полезла вверх, медленно и осторожно. После землетрясения неровностей в сланцевой стене, на которые она опиралась, спускаясь вниз, стало меньше. И ей хватало здравого смысла дважды проверить опору, прежде чем осторожно подтянуться повыше. Все это время вес Рианы давил на нее, сгибая спину; скоро плечи и бедра охватила страшная боль. Однако она продолжала карабкаться, убеждая себя не спешить, проверять каждую импровизированную ступеньку, чтобы та не осыпалась и им с девочкой не слететь вниз. И с замиранием сердца все время ждала еще одного толчка, который, конечно, собьет их. Бартта не чувствовала себя такой уязвимой с тех пор, как мать привела их с Джийан в монастырь Плывущей Белизны, но, что самое любопытное, ее охватило какое-то странное возбуждение, радость от вновь восстановленной связи с телом, какой не ощущала, пожалуй, с детства. Как это чудесно: снова грязь под ногтями, напрягаются работающие мускулы и сухожилия. Она слышала стоны Рианы за спиной и молилась, чтобы ослабевшая девочка сумела удержаться.

Бартта преодолела уже две трети пути вверх, когда опоры для рук закончились. Три выступа раскрошились под руками, причем третий — когда она уже налегла на него их объединенным весом. Она свалилась на предыдущий уступ, ударившись так, что больно содрогнулся позвоночник. Риана потеряла сознание.

Инстинкт настойчиво гнал вперед, но Бартта остановилась и глубоко вздохнула. Толчки больше не повторялись, но, прислушавшись, она не услышала ни единой птичьей песни и истолковала это как предупреждение: сейсмическая активность еще остается. Проведя всю жизнь в объятиях Дьенн Марра, Бартта привыкла к землетрясениям. Незначительные в предгорьях, они усиливались по мере продвижения к горным вершинам. Однажды землетрясение застигло ее, когда она несла месячный рацион припасов в Ледяные пещеры, и большой обломок скалы упал всего в семи метрах от места, где она скорчилась от ужаса. Похожие на логово сказочного хищника Ледяные пещеры посещали только рамаханы. Пещеры находились в пяти километрах от монастыря и в километре над водопадом Поднебесным, у истока реки Чуун. Как тчакиры могли жить там, оставалось только гадать. Но чего еще заслуживали эти отбросы и изгои: преступники, неудачники, безумцы, отринутые обществом? И все-таки это были кундалиане. Рамаханы считали священным долгом перед Миной заботиться, чтобы несчастные не погибли среди ветров и льдов Дьенн Марра. Правда, ни один цивилизованный кундалианин ни разу не видел живого тчакиру. Тем не менее они существовали, ибо, когда служительница-рамахана вроде Бартты приходила к Ледяным пещерам, предыдущего месячного рациона не было. Она, как все служительницы до нее, быстро положила маленькие свертки с едой и травами, сделала пару глотков мутного рак-киса и поспешила вниз по обледеневшей, почти отвесной тропинке.

Теперь ей надо было добраться до другой, почти столь же крутой тропинки. Несмотря на высоту, вечернее небо казалось дальше, чем всегда, — равнодушная оболочка, почерневшая, как сожженное приношение. В черноте возник мерцающий бело-синий огонек звезды, а чуть правее него — одна луна, затем вторая, льющая в расселину отраженный свет. Новый толчок Бартта ощутила подошвами ног и сжалась, отчаянно моля Миину простереть над ней руку и защитить. Похожий на удар грома хлопок больно отозвался в ушах. Земля ушла из-под ног. Казалось, скалы разваливаются на части, и Бартта решила, что настал ее последний час.

Все окутала тишина настолько полная, что стало жутко. Бартта подняла голову и увидела, что стена раскололась; возникло что-то вроде грубой лестницы. Инстинкт погнал ее вверх. В одно мгновение она оказалась возле природных ступеней и, спотыкаясь, бросилась вперед, стараясь двигаться как можно быстрее и не оступиться.

Добравшись до канавы, Бартта даже не остановилась, чтобы отдышаться, а побежала дальше с бесчувственной девочкой на спине. И посмела оглянуться, только оказавшись в безопасности, на петляющей среди куэлл тропе, ведущей к Каменному Рубежу. Она не смогла бы сказать, что ожидала увидеть, но в тусклом лунном свете, льющемся вниз, как молоко из козьего вымени, не заметила ничего необычного.

Хмыкнув, она устроила свою ношу поудобнее и заторопилась по тропе к дому.

Они выстрелили почти одновременно, и через мгновение пролетавший над колючей кроной сэсалового дерева голоног упал на землю. Из округлой желто-синей грудки торчал металлический стержень.

Аннон победно вскинул кулак над головой. Но Курган, сделав грубый жест в направлении друга, бросился вперед через заросли сэсалов, где они устроили утреннее логовище, ибо среди в'орннов было хорошо известно, что роскошные голоноги устраивают гнезда на вершинах древних деревьев.

— Ага, моя добыча! — выдохнул Курган. Он выдернул окровавленный кодированный стержень из груди мертвой птицы, засунул обратно в терциевое звено на левом предплечье. — Видишь превосходство в'орннской технологии? — Он встряхнул большой ясеневый лук Аннона. — Почему тебе обязательно надо дурачиться с жалким, отсталым кундалианским оружием — загадка для меня.

— Это был эксперимент, — сказал Аннон.

— Неудачный эксперимент. Видно с первого взгляда. Курган пронзил мертвого голонога узким треугольным клинком, который всегда носил с собой. Это было его главное сокровище, единственное оружие, до которого он не разрешал дотрагиваться даже Аннону. Хотя Аннона это не слишком заботило: он вообще недолюбливал в'орннское оружие.

— Ашеры славятся любовью к кундалианам, а? — хмыкнул Курган.

— Почему ты все время заговариваешь об этом? — сухо спросил Аннон.

— Тебя воспитывает кундалианка. Это неестественно. Все, чему она учит тебя, так же неполноценно, как этот ее лук. Такое воспитание когда-нибудь выйдет тебе боком.

Аннону не хотелось развивать эту тему, и он коснулся собственного звена.

— Ты слишком полагаешься на окумммон.