Дмитрий Емец - Месть валькирий

– Валькирии созданы не светом. Они лишь служат ему, – поправил Мефодий. Когда-то он слышал об этом от самой Дафны.

– О! Какие рассуждения! Кто создан, а кто просто служит!.. – насмешливо протянул Арей. – Послушать тебя, так скоро свет будет набирать к себе на службу нежить и циклопов с дубинами. Они будут делать за него всю грязную работу, а сам он будет отсиживаться в сторонке, перебирая четки! Нет уж, милый, чему ты служишь, то ты и есть.

Сделав Мефу знак приблизиться, Арей повелительным жестом подозвал суккубов. Тем временем Улита принялась хлопотать над Даф. Чимоданова она отослала за уксусом, Нату – за полотенцем. Закричала на Мошкина, чтобы он принес воды. Мошкин суетливо заметался со стаканом, но тотчас, спохватившись, хлопнул себя по лбу и вызвал с потолка такой водопад, что едва не смыл Чимоданова вместе с не принесенным уксусом.

Улита заорала, что она просила только намочить полотенце, и спохватившийся Мошкин мгновенно осушил всю воду. Получив полотенце, Улита, нашептывая, принялась обтирать Даф лоб, щеки и руки. Остальных же, не исключая и Арея, решительно турнула в дальний угол комнаты. Суккубы трусливо засеменили за мечником.

– Ну, рассказывайте, что мне рассказали! – велел он им.

Суккубы замялись.

– Ну мы тут это... возвращались из клуба... – нерешительно начал первый, с вислым носом.

– Ты че, тупой? Какой это тебе клуб? Так, помойка отстойная! – поправил второй, с серьгой.

– Мы тут это... подходим... а он тут это... лежит, – продолжал первый.

– Она лежит! Какой тебе «он»? Фильтруй базар, тюлень! – набросился на него второй. У суккубов, вечно меняющих пол, большая путаница с самоопределением.

– Вот я и говорю: лежит, – послушно согласился первый. – Ну, мы это, подошли...

– Вы что, два раза подходили? – спросил Арей с раздражением.

Первый суккуб испугался и посмотрел на второго.

– Два или один?

– Да не, какие два? Один! – сказал суккуб с серьгой.

– Точно один! – обрадовался суккуб с вислым носом. – Вот и я говорю: подошли и думаем, может, помочь надо человеку... Эйдос там выковырять... У пьяных-то просто эйдосы ковырять, у кого есть еще. За уши потрешь его, стаканчик поднесешь, он промычит: Забирайте, волки позорные!.. раз! – готово.

А тут смотрим: не человек это, а светлый страж! – воскликнул суккуб с серьгой, очень верно передавая свой. – Лежит вся такая ровная, в руке у нее флейта зажата!.. Она, видно, что-то почувствовала, да поздно.

Ну, мы тут это... испугались мы... думаем, надо линять скорее, потому как ковырнуть все равно нечего. Эйдоса нет. Вот только крылья думали срезать, признался суккуб с вислым носом.

Мефодий бросился на него, но сумел достать его только ногой, потому что Арей поймал его за плечи.

– Спокойно. Это всегда успеется... Так что, срезали крылья? – спросил он.

Суккуб с серьгой замотал головой. – Побоялись. Только я присел, чтобы, значит, шнурочек дернуть, а она рукой как пошевелит и флейтой к моей ноге прикоснулась. Я завопил и как подскочу! Снова сунулся, а Плит мне и говорит: Стражи света-то за своих мстят. Застанут нас здесь – разбираться, долго не станут... Надо это... по начальству передать. Начальство это... само решит. Ну, мы оставили все, как есть и позвали...

Арей вернулся к дивану и коснулся ладонью пышущего жаром лба Даф.

– Борется с холодом... Другая бы уж... Когда вы ее нашли? – спросил он резко.

Суккубы переглянулись.

– Ну, это... часа в три...

– А меня позвали в четыре! Почему так поздно? – рявкнул Арей.

– Ну, мы это... спорили, кому остаться, а кому бежать... Оставаться никто не хотел, – трогая царапину на вислом носу, признался первый.

– Это он виноват! Я ему орал: останься, останься, а он ныл, чтоб я его не бросал! За рукав мне цеплялся, казенные польты рвал! Он, мол, с девчонкой никогда в жизни не оставался и сейчас не останется! – наябедничал суккуб с серьгой.

– А ты сам, что не остался? – спросил Арей.

– Ну, я это... А чего сразу я? Чуть что, так я? – смутился суккуб с серьгой и толкнул ногой суккуба с вислым носом. Тот завизжал, накинулся на него, и оба принялись кататься по полу. Арей поморщился и махнул рукой. Суккубы исчезли.

Мефодий подошел к Улите. Ведьма сидела на диване у ног Даф, задумчиво отжимая полотенце.

– Жар спадает... Мне удалось его зашептать. Пусть экономит силы. Жар обессилил бы ее в несколько часов, – сказала она.

– Ты помогла ей? – благодарно спросил Меф.

– Да, помогла, – кивнула Улита.

– Значит, она скоро очнется?

Буслаев возликовал, но затянувшееся молчание Улиты почти сразу доказало ему, что он ошибался. И как всегда бывает в таких случаях, погасшая надежда жалила больше самой беды. Недаром одни из злейших пыток мрака состоит в том, чтобы дать надежду и отнять ее, дать и отнять – и так до бесконечности. Искушение надеждой – это пытка льдом и огнем.

– Увы, нет. Я лишь замедлила ее угасание. Ни мощь стражей, ни магия, ни живая вода – тут ничего не поможет, – сказала ведьма.

– Вообще ничего?

Улита нервно облизала губы.

– Ну разве что соскоб металла с копья! которым она была нанесена, и щепка от его же древка. Если правду говорят, что подобное исцеляется подобным, то рискнуть можно, – сказала она.

Меф недоверчиво посмотрел на нее, проверяя: надежда это или иллюзия надежды? Не обманывает ли его Улита?

– Соскоб? Щепка от древка? Но где их взять? – спросил он.

– Думай сам! – жестко ответила Улита. – То, что случилось, – на твоей совести. В конце концов, девчонка искала тебя. Потому и на улицу сунулась.

Мефодий выпрямился, закрыл глаза и так простоял около минуты. Затем опустился на колени рядом с лежащей Даф и коснулся лбом ее лба. Ведьма не обманула. Жар правда спал. Лоб Даф был лишь чуть теплым. На миг Мефодию почудилось, что он может слышать ее мысли. Он окликнул ее про себя, как делал это всегда, когда хотел позвать ее. Однако она не услышала его.

– Прости меня, Даф! Я знаю: тебе не понравилось бы то, что я собираюсь сделать. Не я начал эту войну!.. Жди меня! Я скоро приду! – сказал Меф тихо.

Он встал и, ни на кого не глядя, направился к двери. Арей его не удерживал. За Мефодием, приседая, устремился Тухломон.

– Братик, эйдос не завещаешь? Ну вдруг тебе не повезет? на добрую память, а? Уж я б его, роднулю, приголубил!

– Отстань! – отмахнулся Меф.

Тухломон надулся.

– Как отстань! Как я могу отстать, братик? Я морально с тобой, – сказал он укоризненно. – Как увидишь валькирию, не здоровайся и сразу снеси ей голову! Как только снесешь сразу зови меня! Я ее, гадину, запинаю!..

– Я не могу. Мне надо узнать, где Ирка, – вполголоса ответил Мефодий.

Он почти не осознавал, что перед ним презренный комиссионер. Мысли его были далеко, очень далеко. Слова лишь случайно были произнесены вслух, однако Тухломон услышал. Его личико мгновенно вытянулось от любопытства.