Роберт Асприн - Одиннадцать сребреников

И тут внимание Ганса привлек громкий спор, который затеяла чета, шедшая впереди него. Эти двое просто спятили.

Рыжеволосая женщина неожиданно набросилась на тощего мужчину — вероятно, это был ее муж или, по крайней мере, ее мужчина — и принялась бить его кулаками. Он ударил ее в ответ — изо всех сил, в лицо, и Ганс замер на месте, потому что он шел прямо на них. Женщина закричала и упала навзничь, подняв облачко пыли и взметнув юбки. Ганс увидел, как в руке мужчины блеснула сталь. Мужчина выкрикнул что-то невероятно грубое и шагнул к лежащей женщине. От ворот к ним рысцой бежал стражник. Мужчина сделал еще шаг, сжимая в руке нож, и уже начал замахиваться на женщину. Красный выкрикнул что-то. Женщина визжала, катаясь по земле. Тощий мужчина оглянулся на стражника, затем посмотрел на женщину и вновь перевел взгляд на человека в форме, который был уже рядом, протягивая к нему руки.

Тощий человек вонзил нож в горло стражника, и женщина закричала так, словно пырнули ее саму.

— Стой! Стой на месте и брось нож!

Это выкрикнул другой стражник, оставшийся возле ворот. Ганс поднял глаза и увидел, как Красный, стоящий на башне, наводит свой арбалет. Бросив быстрый взгляд на сержанта, стоящего внизу, Ганс заметил, что тот указывает на тощего мужчину своим мечом, а другой Красный, припав на одно колено, уже поднимает арбалет к плечу. Ганс решил, что изображать из себя живую мишень не стоит, и плашмя рухнул в пыль. Женщина визжала так, что онагр Инас удавился бы от зависти. Тощий человек, еще раз пырнув обмякшего стражника, повернулся к своей жене, как будто не услышав приказа и не замечая опасности.

Ганс чуть приподнял голову, прикрывая ее руками, и увидел, как тощий человек внезапно зашатался и крутанулся вокруг самого себя. Одна арбалетная стрела вонзилась мужчине в бедро, а другая — в живот, чуть повыше пояса. И все же этот сумасшедший удержался на ногах, вновь повернулся к кричащей женщине, которая пыталась отползти прочь, и занес над нею кинжал.

«Неплохо стреляют парни», — с уважением подумал Ганс за миг до того, как чья-то стрела, пройдя чуть выше цели, пробила насквозь обе щеки безумца и вылетела наружу в брызгах крови. Теперь человек издавал животный вой, и изо рта его струился красный поток. Четвертый выстрел был самым удачным — тощий мужчина рухнул наземь и задергался, словно петух с отрубленной головой.

«А теперь осторожнее, парни, — настоятельно подумал Ганс. — Прекратите стрелять, хорошо? Теперь между вами и мною нету этого идиота — и вообще ничего!»

Ганс уже привстал было на одно колено и собирался подняться на ноги, когда женщина вдруг схватила кинжал убитого и кинулась на стражников, крича что-то сквозь судорожные всхлипывания.

«Она любила его, — подумал Ганс. — Они всегда любят таких». И на всякий случай опять растянулся в пыли.

Когда несколько секунд спустя Ганс вновь поднял голову, женщина оседала наземь. Она уже не кричала, а стонала. Кинжал валялся у ее ног, а запястье женщины явно было перебито, судя по тому, как висела кисть. Ганс понял, что женщине повезло — арбалетчик выбил кинжал из ее руки ударом приклада. Через несколько секунд стражники затянули петлю вокруг здорового запястья женщины, а остальной веревкой обмотали ее туловище.

Ганс наконец-то поднялся на ноги и подошел, чтобы взглянуть на двух человек, лежащих на земле. Они лежали почти совсем рядом друг от друга. Ганс опустился на корточки между ними.

— Вы случайно не лекарь? — спросил сержант, подойдя к нему мгновения спустя.

Ганс поднял голову:

— Нет. Но это неважно. Они оба мертвы.

— Мертвы! Окк мертв.., о…, он убил Окка, будь он проклят! Этот мерзавец, этот ублюдок убил его! Ганс кивнул и встал.

— Он сам не знал, что он делает. Он то ли был пьян, то ли просто рехнулся. Если бы ваш человек вынул меч, то, думаю, он остался бы жив. — Ганс не стал говорить, что Окк поступил глупо, бросившись с голыми руками на сумасшедшего, вооруженного кинжалом.

Сержант, который все еще стоял на коленях возле мертвого стражника, резко вскинул голову.

— Я помню вас. Ведь это вы приехали откуда-то издалека, с юга, и привели шесть лошадей, верно?

— Меня зовут Ганс. А вы.., сержант Римизин, верно?

— Что вы здесь делаете, Ганс? И где ваши лошади?

— Я их продал, — ответил Ганс. — Вот поэтому я и хожу пешком. Я ходил в Новый Город.., надеялся порасспросить кое-кого насчет работы. Я уже шел обратно, когда услышал, как эти двое орут друг на друга. Когда она бросилась на него, я остановился. Я не собирался идти дальше, когда у меня на пути стояли эти двое. Они словно взбесились!

— Ага, вы поступили умно. А почему вы упали на землю? Ганс слегка улыбнулся.

— Я увидел два арбалета, и они были направлены в мою сторону. Я никогда не видел раньше, как стреляют ваши парни, сержант. Я и не знал, что они такие меткие.

Римизин кивнул. Лицо у него немного прояснилось, однако он не улыбнулся — ведь его товарищ лежал мертвым у его ног.

— Вероятно, это тоже был разумный поступок. Эти двое парней гораздо лучше управляются с арбалетами, чем я сам. Ганс покачал головой и подавил вздох:

— Я вообще не умею с ними управляться. Я могу чем-нибудь помочь вам, сержант, или вы собираетесь попросить меня проследовать с вами?

— Мы сами все сделаем, не беспокойтесь, Ганс. Можете идти по своим делам. Нам даже не нужен свидетель — три человека из стражи видели все, что произошло.

Ганс кивнул и отправился своей дорогой, надеясь, что Красные и Магистратор не обрушат свою ярость из-за гибели Окка на голову несчастной женщины. Она вспылила из-за какой-то дурацкой ссоры и в результате потеряла своего мужчину, здоровье и свободу в придачу — по крайней мере, на какое-то время.

Ганс уже отошел от ворот на изрядное расстояние и брел по Привратной улице, как вдруг его поразила неожиданная мысль. Он бегом помчался домой и взбежал на второй этаж, перескакивая через три ступеньки. Коты сидели по углам. Нотабль собрался уже наброситься на пришельца, но остановился в последний миг, увидев, что не кто иной, как его собственный хозяин ворвался в комнату и схватил кожаный мешок.

В мешке было шесть серебряных монет. Желудок Ганса завязался узлом, по спине побежали мурашки, а лоб мгновенно взмок. Но тут Ганс вспомнил, что переложил одну монету в свой кошелек. Он раскрыл кошелек. Империал лежал там.

На следующее утро в мешке по-прежнему звенели семь монет.

— Даже не знаю, радоваться мне или горевать, — признался Ганс. Мигнариал сжимала его руку. Они стояли, глядя на серебряные монеты, рассыпанные по постели. Ганс осторожно высвободил руку, обнял Мигнариал и прижал девушку к себе. — Теперь мы знаем, что не все страшные смерти в городе имеют отношение к этим монетам. Быть может, монеты вообще никак не связаны со мной — ведь я был совсем рядом с этими двумя, а все монеты на месте. С другой стороны, они могут быть как-то связаны с нами обоими…