Роберт Асприн - Крылья рока

— Эти звезды бандаранцы называют «цветками». Они, вымазаны ядом.

Прижав руки к коленям, девушка согнулась, корчась в приступе рвоты.

Хаким все еще переваривал услышанное, когда Кама выпрямилась, взяла сумку, достала пригоршню зазубренного железа и полезла на тюки.

— Куда ты, женщина? Как же послание?

— Послание? — Кама оглянулась на него с вершины тюков. — Правильно. Послание. Ты передашь его Страту. Он придумает, что делать.

— Но…

— И никаких «но», старичок. Парень умрет, если я не успею обуздать Гейла и вовремя добраться до него. Не стоит убивать тех, кто тебе помогает.

Подобно залитому водой огню, она испарилась.

Страт предпочел бы находиться в любом месте, но только не в кустах, окружающих жилище Роксаны на берегу реки. Он уже имел опыт общения с ведьмой-нисибиси.

Если бы он не знал, что Хакиму можно доверять, что Кама исчезла, гоняясь за уличным крепышом, принесшим послание, и что успех миссии пасынков и Третьего отряда коммандос в Санктуарии зависит от доказательства того, что Роксана не может заставить их сбежать от нее, поджав хвосты, он не решился бы на это открытое нападение.

В данном случае выбора у него не было.

И у их предприятия был шанс на успех: Страт попросил Ишад отправиться вместе с ним: ей тоже нужно было свести счеты с Роксаной; кроме того, он набрал в подпольной лавке Марка столько зажигательных средств, что их хватило бы на то, чтобы предать огню весь Санктуарий. И его люди умели пользоваться ими. Вся штука заключалась в том, чтобы вызволить Синка раньше, чем запылает ведьмино логово.

Рэндал, Тайзский колдун, сейчас рыскал вокруг в облике мангусты, уничтожая змей Роксаны и разведывая окрестности.

Когда его люди увидят, как справа налево пролетит ястреб, они подковой запалят собранный хворост и ринутся вперед: двадцать верховых воинов должны справиться с задачей.

Морды коней были накрыты попонами, пропитанными содовой водой. У всадников к седлам были приторочены полные курдюки, чтобы смачивать платки на лицах, если дым станет слишком густым.

Ишад находилась рядом со Стратом, изящная и чересчур бледная при свете дня, туго обернутая бордовым плащом, словно ребенок, надевший одежду матери.

— Ты еще можешь выйти из дела, — заверил ее Страт с учтивостью, которой на самом деле не испытывал. — Это не твой бой.

— Не мой? Твой, значит?

Ишад поднялась, и внезапно взгляд ее стал жутким, а сама она — уже не той малышкой, не тем крохотным пугливым созданием, которое привез сюда Страт.

Ее глаза стали черными и увеличились настолько, что пасынку казалось, будто он тонет в них; он вспомнил их первую встречу — когда они с Критом увидели эти глаза, которые словно плавали над трупом подростка.

Страт обнаружил, что не может говорить, и просто покачал головой.

Мощь, которой была Ишад, оскалилась ему в ответ, и в ней проступила та же лихорадочная жажда убийства, что обуяла всех пасынков.

— Я вызволю твоего человека. Все это, — Ишад сделала жест укутанной плащом рукой, и показалось, будто день отделился от ночи, — все, что ты делаешь, не нужно. Она должна мне одного человека и кое-что еще. А ты — ты жди здесь, и скоро сам все увидишь.

— Конечно, Ишад, — Страт поймал себя на том, что опустился на корточки и начал чертить по земле острием ножа. — Я буду здесь.

Наверное, он моргнул, или отвернулся, или что-то еще — следующее, что он увидел, было то, как исчезла Ишад, а над головой раздался ястребиный крик, и воины, запалив огонь, бросились по коням.

Вскакивая на своего гнедого, Страт подумал, а может, Ишад права — так ли необходимо рисковать людьми, если одного волшебства — ее и Рэндала — будет достаточно для победы.

Он не любил решать что-либо, привыкнув оставлять все рассуждения Криту, и сейчас ему, половинке пары Священного Союза, очень не хватало напарника.

Страт пустил коня вскачь, ища ворота в стене пламени, как вдруг перед ним из ничего возник силуэт Рэндала на туманном подобии коня.

— Он в комнате для колдовства! — прокричал колдун, и лицо его побелело под покровом морщин. — Его еще можно спасти, нужно только вытащить. Но это будет непросто — он в трансе.

В облике мангусты я не смог поднять его. Попытаюсь еще раз.

Прощай, Стратон! Да защитит нас Святая Книга!

И его неконь застучал некопытами.

Просто безумие — вести подобным образом боевые действия!

Ведь Страт вернулся в Санктуарий именно потому, что бежал от войн Колдунов.

Подступившая стена огня напомнила ему о ясной и простой правде сражения, о жизни и смерти.

Огонь выбился из-под контроля, и коню Страта пришлось перепрыгнуть через пламя. Внутри огненного кольца дерн уже дымился, летели искры, люди кричали и поливали водой себя и своих коней, пуская огненные стрелы и пытаясь приблизиться к двери жилища Роксаны.

Замысел Страта заключался в том, чтобы прямым натиском захватить дом колдуньи, забрать Синка и выбраться назад, пока ведьма не успела напустить на них чары.

Его напарник наверняка составил бы иной план; Страт пони мал, что, спасая одного воина, он может потерять другого или даже нескольких, но необходимо было что-то делать.

Наконец ему удалось успокоить своего коня, и он был готов уже вести свой перегруппировавшийся отряд на приступ дымящихся ступеней, как вдруг в дверях возникло видение.

Там стояла Ишад вместе с Синком, его рука покоилась у нее на плече, они спокойно вышли на веранду и спустились по лестнице на лужайку, покрытую летящими искрами и нарождающимися огоньками.

Воины с криками бросились к вампирке. Стоявший рядом с нею Синк беспокойно оглядывался, словно его занимала какая-то увлекательная задача.

Страт, соображая, уж не спит ли он — неужели все действительно так просто, — подбежал первым и с помощью Ишад усадил Синка на коня позади себя.

Громко трещало жаркое пламя, а вопли и суета людей делали разговор почти невозможным. Страт проревел воину, который находился ближе всех:

— Посади ее впереди себя. Сматываемся отсюда!

Рот пасынка обозначил одно-единственное слово:

— Кого?

Страт оглянулся, Ишад нигде не было.

Тогда он дал сигнал отходить и вместе с Синком, вцепившимся ему в талию, пустил своего обливающегося потом коня в сужающийся в огне проход.

В трущобах Подветренной уже почти улеглись сумерки, но зарево на юго-востоке образовало второй закат, который, похоже, умирать не собирался.

Зип одиноко брел в полумраке по сточным канавам, по улицам, по кучам мусора, одной рукой зажимая кровоточащий бок, согнувшись почти пополам от боли.

Его не раз протыкали ножом, часто били, но никогда он не был так близок к смерти.

Он вытащил зазубренный снаряд — невероятно, боль не ослабла, а, наоборот, усилилась.