Роберт Асприн - Тени Санктуария

Горшок раскололся. Сквозь проделанные ножом дыры негашеная известь полилась на землю яркими струйками. Ганс почувствовал, как она зашипела на мокрых ветвях и у основания куста, вот только слышать он это не мог, ибо в уши его бил прибой куда сильнее, чем того могла выдержать его голова.

Он вздрогнул и вытянулся, лежа в пенных струях, а зловещее растение начало качаться и бить ветвями в разные стороны. В своих отчаянных движениях куст не только освободил жертву, но и отбросил его на несколько метров назад. Ганс лежал неподвижно поодаль от дымящегося куста. Дымилась и кожа на ботинках, а Ганс все лежал и лежал под хлещущим дождем, пока рядом умирал куст-убийца.

В Санктуарии не было дождя, но из ясного ночного неба вылетела молния, слегка покачнув здание, в которое попала. Выгравированное имя Вощанки вдруг исчезло с фасада здания, которое оказалось губернаторским дворцом.

«Проклятье, как же болит голова».

«Проклятье, тут дождь, и я лежу в грязи».

«Боже мой — я жив!»

Ни одна из этих мыслей не смогла заставить Ганса тотчас вскочить с места. Он открыл рот, надеясь смочить пересохшее горло, но подавился на пятой или шестой капле. Ганс медленно присел, чувствуя, что болит что-то еще, кроме головы, которая напоминала стиснутый железными обручами бочонок, вот-вот готовый треснуть. Почувствовав, что заболело еще сильнее, Ганс перекатился влево, упав на спину. Под ним, привязанные к поясу, располагались остатки красивой кожаной сумки и осколки разбитого горшка.

«Если я не умру от потери крови, то мне наверняка целую неделю придется выковыривать из спины осколки горшка!»

В ярости от подобной мысли он поднялся на ноги, не в силах отказать себе в удовольствии бросить торжествующий взгляд на слегка дымящиеся останки уничтоженного куста. Его противник выглядел очень печально и, на взгляд Шедоуспана, шансов выжить у него не имелось. Старательно обходя кусты и любую поросль размером выше обычной травы, он подошел к ближайшему окошку. Едва он осторожно просунул лезвие в дверную щель, как изнутри донесся ужасный стон, длинный, протяжный и раздирающий душу. Ганс покрылся мурашками и подумал, а не отправиться ли ему домой.

Он не сделал этого и перешел от двери обратно к окну, забрался в темную комнату, где не оказалось ни кровати, ни человека. Решив не обращать внимания на зудящую и кровоточащую спину, Ганс прошелся по комнате. Безумно болела голова, ведь его можно сказать, задушили. Или почти-задушили, вот только теперь это уже не имело значения, главное — он сумел остаться живым.

Ганс долго стоял на месте, прислушиваясь и стараясь привыкнуть к темноте. В доме стояла абсолютная тишина, и никаких стонов и криков слышно не было. Луна вернулась на небосвод и ее слабый отблеск проникал в комнату, облегчая вору дорогу.

Он нащупал стену, затем дверь. Скривившись от боли, Ганс наклонился ниже, чтобы убедиться, что за дверью тоже темно. Дверь была закрыта на обычный навесной засов. Сбросив его, Ганс медленно отжал дверь и оказался не то в коридоре, не то в небольшом зале.

Пока он раздумывал, в какую сторону пойти, ужасный стон повторился снова. На это раз к нему присоединилось какое-то бульканье, и Ганс снова почувствовал, что дрожит от озноба.

Звук шел справа. Спрятав нож, Ганс проверил другие клинки и отстегнул пояс, чтобы снять сумку и избавить себя от боли, причиняемой разбитым горшком. Вор двигал рукой предельно осторожно, памятуя о том, что осколки могут зазвенеть. Прежде, чем обернуться, Ганс осторожно выпустил сумку из онемевших пальцев.

За окном стояла прекрасная ночь. На небе светил месяц, но дождевых туч не было видно. Даже не зная о том, что дождь пролился лишь над усадьбой Керда, Ганс вздрогнул. Неужели боги и впрямь существуют? Неужели они иногда приходят на помощь?

Подняв сумку, юноша двинулся вправо по коридору. Сумка слегка зазвенела, но Ганс особенно не испугался. Всякий нормальный человек подумает, что он п ра вш а .

Когда вор прошел через зал и оказался у большой двери и еще одной слева, послышались чьи-то шаги. Боковая дверь отворилась и внутрь ударил луч света. На пороге показался низенький человечек в ночной рубашке, держащий перед собой масляную лампу.

«Здесь…» — начал было он, но Ганс, не дав ему договорить, ударил его мокрой грязной сумкой с осколками горшка. Удар пришелся мужчине в лицо, тот застонал и выпустил лампу, прижав обе руки к окровавленному лицу. Ганс выругался, наблюдая как струйки горячего масла потекли по сорочке мужчины, его обнаженным ногам и забрызгали пол и стены, начиная разгораться. В это же время из-за по-прежнему закрытой огромной двери донесся третий ужасный стон. «Хозяин, — прокричал Ганс тонким голоском, — пожар!» Толкнув теряющего сознание привратника назад, он бросил туда же лампу и захлопнул за ним дверь. Отворив другую, вор вскоре оказался в сущем аду.

На столе лежало то, что осталось от невысокого мужчины. Теперь он выглядел еще короче, лишенный обеих рук и ног, волос и части левой груди. Вздрогнув от ужаса, Ганс тем не менее сумел понять, что облегчить страдание пленника может только одно. Не обращая внимания на сверкающие острые инструменты, которыми пользовался Керд, Ганс извлек длинный, в руку длиной, клинок, который эти чудаки из Ибарских гор называют ножом, схватился за двуручную рукоятку и что было силы нанес удар. Хлынула кровь, и Ганс сжал зубы, стараясь сдержать рвоту. Он ударил еще раз, чтобы на столе наверняка остался лежать лишь торс и оперся на клинок, вздрагивая и окидывая взглядом наполненную столами палату, где в полу были специально сделаны желобки для отвода крови.

— Тейлз? — позвал Ганс.

Послышались два стона, один из которых завершился едва различимым зовом о помощи. Голос не принадлежал Тейлзу, но юноша все же направился туда.

— Он… Он… он отрезал мою правую руку и… и три пальца на моей левой руке… только… только чтобы… только чтобы… — мужчина трясся всем телом и едва мог говорить.

— Крови нет. Руки? Ноги? — Ганс только спрашивал, не будучи в силах смотреть.

— Я… я… они… они…

— Подумай, — сказал вор, тяжело вздохнув. — Я могу перерезать эти веревки на горле. Думай и выбирай. — Он отвернулся.

— Я жи-и-ивой… Я могу ходи-и-ить…

Ганс перерезал держащие его веревки.

— Я ищу Темпуса.

— Ты ищешь здесь с ме рт ь , вор! — послышался голос и палату залило светом.

Ганс не стал отвечать или поворачиваться, чтобы посмотреть, кто вошел. Вместо этого он рывком выхватил нож и с пол-оборота швырнул его в противника. Лишь после этого он взглянул на вошедшего в палату мужчину, и то после того, как за первым ножом метнул второй. Мужчина был очень худ, с бледной, обтягивающей мослы кожей. Он был одет в просторную ночную рубашку и при одном взгляде на него можно было содрогнуться. В одной его руке был арбалет, а в другой — ночная лампа. Рукав сорочки сполз, обнажив пергаментную кожу. Керд.