Роберт Асприн - Смертоносная зима

— Я знаю, я знаю, — проговорила Мрига, и, хотя собака не понимала слов, она успокоилась. Мриге без всякого всеведения было понятно, что та чувствует. До того как на Мригу обрушилась божественность, ее собственный отсталый разум представлял собой такое же отсутствие существительных, полный невыразимых ощущений и впечатлений. Обнюхивавшая ее собака переживала бесконечное облегчение и одновременно заново терзалась тем, что ее мир пошел прахом. Она заскулила, в животе у нее урчало.

— Ах, детка ты моя бедная, — пожалела собаку Мрига и протянула руку в мир, где не было времени, за теми ребрышками, которыми начала было лакомиться. Тира бросилась к ним еще до того, как они успели полностью материализоваться во времени, и принялась их неистово грызть.

— Собака думает, что она в Аду, — сказала Мрига Сивени.

Ворон горько, одним хриплым карканьем, рассмеялся.

— Тогда она была вместе с ним, ибо он, несомненно, там. Она могла бы отвести нас к нему…

— Сестра, к тебе возвращается утраченная мудрость. Конечно, она сможет это. Но дорогу в Ад нам, разумеется, придется искать самим.

— Так подумай, как это сделать. — В голосе Сивени удовольствие от слов Мриги смешалось с раздражением.

Мрига принялась думать. В ее всеведении происходило некоторое движение, но не совсем в том направлении, которое требовалось.

— Я пока не знаю, — сказала она. — Но в этом городе есть специалисты… люди, которым этот путь известен. Они посылали туда очень многих. И возвращали их обратно.

Тира, посмотрев на нее, тявкнула. Он уже проглотила немало мяса и выглядела лучше, причем не только из-за того, что поела после длительной голодовки. Еда и питье богов оказывают на смертных странное воздействие. Глаза Тиры казались глубже и блестели сильнее, чем Мрига когда-либо помнила, и собака вдруг перестала пахнуть мусорной кучей.

— Да, — сказала Мрига, — из этого вполне может что-нибудь получиться. Заканчивай, малышка. А потом мы пойдем к Белой Лошади и оттуда в Ад.

Тира еще раз тявкнула и торопливо набросилась на ребра. Ворон искоса посмотрел на Мригу.

— А если она не захочет помочь нам?

Снова заговорило всеведение, и Мрига нахмурилась, ибо ничего утешительного оно ей не сообщило.

— Поможет, — сказала она. — При условии, конечно, что мы, странствуя из одного мира в другой, не разучились говорить то, что нужно…

Даже некроманты должны иногда спать, а в последние дни Ишад удавалось это так редко. Но в этот прохладный зимний день она, по всей видимости, решила, что Санктуарий находится в столь глубоком шоке, что ей можно малость отдохнуть. Ставни домика у Белой Лошади были наглухо закрыты. Те черные птицы, что сидели на деревьях, решили последовать примеру хозяйки — они дремали, засунув головы под крыло. Царило безмолвие, нарушаемое только шелестом облетавших розовых кустов.

— Здесь пахнет смертью, — сказал ворон, сидевший на плече тощей, оборванной девицы, которая стояла подле небольшой калитки.

— Так и должно быть, — ответила Мрига, протянув руку к некому существу, которое на самом деле не вполне присутствовало на сцене. Во всяком случае, его присутствие не фиксировалось ее смертными органами чувств. Но ее божественное зрение четко видело огромную гнедую лошадь, все еще оседланную, с болтающимися поводьями, которая уныло стояла у калитки, глядя на неухоженный домишко. Когда Мрига протянула к ней руку, гнедая скосила глаза и прижала уши, но сделала это нерешительно. Через секунду животное передумало, подалось вперед и ткнулось носом в ее ладонь в знак приветствия. — Бедная ты моя, бедная, — пожалела ее Мрига, поглаживая гнедую по вздрагивающему горлу.

Тира подозрительно смотрела на копыта лошади. Сивени-ворон тоже воззрилась на гнедую. Она любила лошадей: ведь не кто иной, как она, и изобрела их, на спор.

— Еще один призрак, — сказала она. — Причем совсем свежий. Эта женщина просто плодит их.

— Да, совсем свежий.

В этот момент дверь дома открылась, и на пороге появился еще один призрак. По крайней мере, он был мертв, хотя внешне выглядел просто израненным. Один глаз был закрыт повязкой, лицо изуродовано, но тем не менее в чертах сквозила былая красота — печальная и почти неуловимая. В его осанке было нечто изломанное. Когда-то она была гордой и прямой — Мрига различала это как тень за нынешней его манерой держаться сгорбленно и униженно, как обычно свойственно существу, придавленному непроходящим страхом.

Мужчина уставился на них, причем особенно пристально смотрел не здоровый глаз, а тот, что был скрыт повязкой. Мрига вновь привлекла всеведение:

— Стилчо, — спросила она, — где твоя хозяйка? Отведи нас к ней.

Тот, глядя на них, рассмеялся:

— И как же я должен буду о тебе доложить? Уличная девчонка в сопровождении своей блохастой шавочки и… — Он заметил черную птицу и посерьезнел. — Слушай… уходи-ка отсюда. Кто ты? Та нисийка, что творит колдовские дела, которую она не нашла прошлой ночью? Уходи. Ты, должно быть, рехнулась, если пришла сюда. Ты же ребенок, разве она по зубам тебе, что бы ты там о себе ни возомнила!

— Во всяком случае, я не нисийка. — Мрига почувствовала себя слегка задетой.

Ворон, сидевший на плече Мриги, посмотрел на Стилчо и произнес:

— Человек, мы — богиня Сивени. И если ты немедленно не отведешь нас к своей хозяйке, то через минуту превратишься в кусок мяса. Теперь или убирайся с дороги, или проводи нас к ней. — В голосе ворона звучало откровенное презрение.

Тира заворчала.

— Стилчо, идиот, немедленно закрой дверь, ветер просто зверский, — раздался из-за двери голос. На пороге появился еще один человек, пониже ростом, потоньше, чем Стилчо, зато в отличие от последнего лицо его выражало холодное спокойствие. Однако за внешней его невозмутимостью скрывалось то же самое — аура непроходящего, глубокого страха. Человек смерил их взглядом, и, прежде чем он успел вздохнуть, на лице его по очереди успели отразиться удивление, веселое презрение, сомнение и потрясенное осознание.

— Ты, Хаут, по крайней мере, хоть понимаешь, на кого смотришь, — сказала Мрига и, взмахом руки дематериализовав калитку, прошла через то место, где та только что была. Хаут ошеломленно смотрел на ее движение: смертоносные силы, охранявшие двор, вскинулись было, но тут же были истреблены, не успев издать ни единого звука. — На твоем месте я бы объявила о нашем приходе.

С усилием Хаут вновь придал своему лицу угрожающе-презрительное выражение.

— К хозяйке нельзя, — упорствовал он.

Мрига посмотрела на ворона:

— Опять валяется в постели.

Ворон раздраженно щелкнул клювом и соскочил с плеча Мриги. Вместо него появилась женщина в шлеме и не по размеру большой тунике, державшая в руках копье.