Роберт Асприн - Сезон штормов

— Не теперь, Уэлгрин, даже если бы я и смогла использовать для этого карты. Дитя забирает у меня очень много сил. Лунный Цветок говорит, что нельзя пользоваться моим даром так близко к сроку. Это может быть опасно.

— Лунный Цветок? Кто такая Лунный Цветок? — спросил Уэлгрин и увидел ухмылку Даброу.

— Она из С'данзо. Сейчас ухаживает за мной…

— С'данзо? — с недоверием сказал Уэлгрин. — С каких это пор С'данзо помогают тебе?

Иллира пожала плечами.

— Даже С'данзо не таят зла вечно, пойми это. У женщин есть дар ясновидения, а мужчины чувствуют призвание странствовать, споря с ветром. Женщины всю жизнь остаются на месте.

Мужчины… Ладно, забудем.

— Забудем? — Уэлгрин нагнулся, чтобы сказать ей на ухо. — Иллира, эта Лунный Цветок, которая советует тебе не пользоваться даром предвидения, она встречается с теми С'данзо, что третировали тебя?

— Либо она, либо ее дочь, — ответила Иллира.

— Иллира, беременность затуманила тебе мозги. Они не оставят тебя в покое. Они злопамятны.

— Если это так, тем хуже для них. С тех пор, как в город вошли наемники, гадание стало делом опасным, Уэлгрин. Мне не доставляет радости заглядывать в будущее солдат, не нравится их реакция, когда я говорю им правду. — Она снова уселась поудобнее. — Но это временно. Когда родится мой сын, опасность минет, и я снова буду гадать. Лунный Цветок и Мигнариал не возьмут то, что по праву принадлежит мне, — заявила она с уверенностью. — За меня не беспокойся. Я не отправлю тебя к Лунному Цветку и сама отвечу, если смогу, на все твои вопросы, но после рождения сына. Если, конечно, ты можешь подождать до этого срока.

Судя по животу, она должна была разрешиться от бремени задолго до того, как Балюструс закончит изготовление мечей, поэтому Уэлгрин согласился подождать.

Роскошная литейная Балюструса утратила свой лоск задолго до прихода в Санктуарий первых рэнкан. На мозаичном лице Шипри во внутреннем дворике росли сорняки. Не было ни одной комнаты с непротекающей крышей, а в некоторых крыш не было вообще. Уэлгрин и Трашер бросили свои вещи в комнату, которая некогда соединялась с атрием и в которую теперь можно было попасть только через дыру в стене. Тем не менее это было лучшее помещение для постоя из всего, что они осмотрели.

Работа была тяжелая и грязная, времени для отдыха было мало. Балюструс обращался с Уэлгрином и его людьми как с обычными подмастерьями, а это означало, что им перепадало достаточно пищи и более чем достаточно оскорблений. Если бы Уэлгрин не нес так стоически свой крест, непременно возникли бы проблемы, но он готов был пожертвовать даже гордостью ради своих мечей.

Три недели они жили практически в полной изоляции. Крестьянин доставлял им продукты и сплетни; случайные купцы обращались к Балюструсу за помощью и получали отказ. Только однажды появился человек, разыскивавший самого Уэлгрина, и было это после того, как Иллира родила двойню: мальчика и девочку. Воин передал им пластинку золота, чтобы обеспечить их регистрацию в списках граждан во дворце.

— Стоит ли того это дело, командир? — обратился с вопросом Трашер, втирая успокаивающий бальзам в больное плечо Уэлгрина. — Мы здесь уже три недели, и все, что мы получили, это свежие шрамы.

— А что ты скажешь насчет сытого желудка и отсутствия проблем со стороны Кадакитиса? Да, дело того стоит. Нам надо узнать, как варить сталь. Я все время считал, что кузнецы просто берут руду и превращают ее в мечи. У меня и в мыслях не было, что есть еще много промежуточных операций.

— Ох уж эти операции! Мы переработали уже два мешка, а что получили? Три средненьких кинжала, гору плохонькой стали и этого дьявола, от зари до зари вкалывающего под навесом.

Лучше бы, пожалуй, смыться отсюда. Временами мне кажется, что мы никогда не покинем Санктуарий.

— Он сумасшедший, но не дьявол. И мне кажется, что он подобрался близко к той стали, которая нам нужна. Он так же одержим ею, как и мы. Это дело всей его жизни.

Коротышка покачал головой и ослабил портупею на больном плече Уэлгрина.

— Мне не нравится волшебство, — пожаловался он.

— Он только добавил немного илсигского серебра, такое количество, что не делает погоды. Мы вправе рассчитывать на маленькое волшебство. Мы нашли обладающую волшебством шахту, верно? Но Балюструс не волшебник и не может наложить заклинание на металл, подобно тому как это делали риггли. Поэтому он и подумал, а не попытаться ли добавить в сталь чего-то такого, что уже имеет заклинание.

— Да, Ожерелье гармонии!

— Ты ходил во дворец и видел статую Ильса. И это ты сказал, что на статуе есть серебряное ожерелье, и это ты утверждал, что в городе не было никаких слухов о том, что до ожерелья дотрагивались или что его украли. Это не Ожерелье гармонии.

Трашер прикусил губу и отвернулся, не сказав ни слова в ответ. Он не мог смотреть в глаза командиру. Уэлгрин присутствовал в тот момент, когда кузнец добавлял в расплавленный металл кусочки серебра, и у него были все основания утверждать, что это было не простое серебро. Но почему он был так уверен, что это не было Ожерелье гармонии?

Во дворе превалировал жалобный скрип дробильного колеса Балюструса. Печи стояли опечатанными, груды измельченной руды сверкали в солнечных лучах. Все ждали результатов последнего опыта. Уэлгрин отвернулся от доносившихся звуков. Металл истошно стонал, подобно живому в агонии.

Трашер сильно толкнул Уэлгрина локтем. Во дворе воцарилась тишина. К ним бежал подмастерье. Парнишка прокричал, что Уэлгрину подоспело время засвидетельствовать закалку лезвия.

— Везение, — изрек Трашер, когда командир поднялся.

— Да, везение. Если все будет в порядке, можно подумать об окончании работ.

Балюструс чистил только что изготовленное лезвие, когда Уэлгрин вошел в горячий пыльный сарай. Одежка бронзовокожего человека потемнела от пота и пыли дробильного колеса, а испещренное крапинками лицо сияло ярче металла.

— Красавец, верно? — сказал он, передавая клинок Уэлгрину и разыскивая свои костыли.

Волнистые тонкие черные полосы перемежались с более широкими полосами серебристого металла. На старом энлибарском мече, который Балюструс хранил завернутым под матрасом, таких полос не было, но он утверждал, что железная присадка даст более прочную сталь — этому он научился у рэнканских оружейников. Уэлгрин стукнул клинком плашмя по ладони, размышляя, а так ли уж прав мастер.

— Мы добились своего, сынок! — радостно воскликнул Балюструс, забирая клинок обратно. — Я знал, что секрет в этом серебре.

Уэлгрин вышел вслед за ним из сарая и направился к одной из небольших печей, которую уже растопили подмастерья. Подростки разбежались при появлении взрослых.