Роберт Асприн - Беспокойные союзники

Справа от «Хитреца» в глубь квартала вела темная, узкая улочка, весьма грязная и неприветливая, известная среди местных как улица Проказ Странного Берта. Там никто не жил и жить не собирался. Слева от «Хитреца» была Кожевенная улица, пошире и посветлее, но вонь там в жаркий день стояла такая, что способна была свалить с ног даже закаленных жителей Низовья.

На Кожевенной улице, через три квартала от «Хитреца», располагалась дубильня Зандуласа, человека веселого и добродушного. Вот только мылся он редко.

Зандулас снабжал необходимым сырьем клееварню Чолландера, находившуюся по соседству. Владелец клееварни, которого друзья называли просто Чолли, изготавливал самые лучшие в городе клеи и замазки и всегда только из самых высококачественных материалов: древесной смолы, протухшей рыбы, копыт и костей животных, непригодных более ни для чего другого, муки, кислот и некоторых других химических веществ. В ход шли также трупы людей.

Каждую ночь в Мире Воров кто-нибудь умирал насильственной смертью. Порой это действительно были несчастные случаи, порою же «несчастные случаи» были тщательно подготовлены; а иногда убийство совершалось явно преднамеренно. Убитые чаще всего так и оставались лежать там, где упали или были сбиты с ног — в одном из темных закоулков. Многие из этих людей вели жизнь совершенно бессмысленную и никчемную. Во всяком случае, ими и при жизни-то никто не интересовался, а после смерти они и вовсе признавались никому не нужными и поступали в распоряжение клеевара, имевшего на это специальную лицензию, выданную губернатором. Вместе со своим учеником Чолли каждое утро отправлялся собирать трупы тех, кому прошлой ночью не повезло в уличных стычках, и, надо сказать, приносил этим обществу немалую пользу. Впрочем, он ни за что не положил бы в свою телегу труп человека, явно скончавшегося от какой-то болезни. Таких он оставлял городской похоронной службе.

За приличное вознаграждение Чолли можно было также вызвать на дом.

Собранные трупы в мастерской сперва раздевали догола, а затем расчленяли и сдирали скальп. Найденное имущество тщательно сортировали. Скальп переходил в распоряжение изготовителей париков; одежда, кожаные доспехи и оружие перепродавались знакомым старьевщикам, а золотые зубы и драгоценности — ювелирам. Вытопленный жир с удовольствием покупали мыловары. Высушенные кости использовались в качестве топлива — под огромными котлами в клееварне постоянно горел огонь.

Но все это приносило лишь дополнительный доход; основным же продуктом и товаром здесь был клей. Впрочем, у Чолли никогда ничего даром не пропадало.

Чолландер проснулся от того, что жена довольно-таки сильно ткнула его локтем в толстый бок. Издав протяжный стон, он перевернулся на живот и попытался было заползти поглубже под теплое шерстяное одеяло, но тут же последовал второй удар локтем:

— Вставай. На работу пора!

— Да-да, дорогая, встаю, — пробормотал он.

Маленькая пестрая кошка Пышка, громко мурлыкая, тут же прыгнула ему на ноги. Кошка была типично помойная, но очень, яркой раскраски — рыже-черная пятнистая спинка и белые грудь, лапки и живот. Чолли — любя, разумеется! — частенько называл ее самой безобразной кошкой в Санктуарии. Вот и сейчас он взял ее на руки, нежно погладил и посадил в изножье кровати.

Затем осторожно выполз из-под одеяла, натянул вылинявшую черную рубаху и подпоясался широким ремнем, на котором висели ибарский кинжал и боевой топор. Топором Чолли пользовался для расчленения трупов и рубки дров. Надев прямо на босу ногу мягкие сапоги до колен, он сунул за голенище правого сапога еще один нож, набросил на плечи куртку из толстой кожи со вделанными в нее металлическими кольцами, а на руки надел нечто вроде наручных лат — кожаные нарукавники, вываренные в воске. Все это он проделал, не зажигая света, чтобы Инидра могла снова уснуть. Поцеловав жену, он тихонько спустился вниз, на кухню.

— Ну ладно, хватит тебе, надоеда, — мягко оттолкнул он ластившуюся к нему кошку. — Между прочим, приличные кошки сами должны добывать себе пропитание.

Он покормил кошку мелко порезанным мясом, а себе приготовил огромный бутерброд, засунув толстый кружок твердой копченой колбасы и увесистый кусок сыра между двумя ломтями черного хлеба, и принялся неторопливо завтракать, запивая еду вином, разбавленным водой. Пышка быстренько покончила с угощением и тут же принялась прихорашиваться совершенно по-женски, не обращая на своего кормильца ни малейшего внимания.

Утро выдалось отвратительное. Обычно Чолли шел в мастерскую не торопясь, но сегодня лил такой дождь, что ему пришлось чуть ли не бежать. Мостовая была ужасно скользкой, а немощеные участки улицы превратились в грязные лужи. Дважды ему пришлось возвращаться и идти в обход. Слава богу, хоть пропитанные жиром сапоги и куртка почти не промокали.

Отперев ключом огромный бронзовый замок на двери клееварни, он сунул ключ в карман и вошел. В передней части мастерской вдоль стен рядами, одна над другой, тянулись полки с глиняными горшками, помеченными различными символами, значение которых было известно только самому клеевару. У задней стены прямо перед второй, занавешенной дверью помещался огромный деревянный прилавок.

Чолли постучал по прилавку рукой, и тут же кто-то откликнулся ему пронзительным голосом.

— Вставай, Арам, вставай! — сказал клеевар. — И Замбара буди.

Из-под прилавка, зевая во весь рот, выполз длинный тощий юноша лет шестнадцати, совсем еще сонный. Он долго потягивался, почесывая голову, покрытую густой куделью светлых волос, потом наконец поздоровался:

— Доброе утро, хозяин! — и снова зевнул.

Очнувшись ото сна, Арам прошел за занавеску в соседнее помещение. Здесь на кирпичном полу стояли четыре гигантских металлических котла и лежал запас топлива — дрова и Сухие кости. Здесь же на полках хранились — в сухом виде и в склянках — различные ингредиенты для изготовления клея. Посредине высилась мясницкая колода, а рядом — водяной насос. Отсюда еще одна дверь, тоже занавешенная, но значительно шире первой, вела в конюшню.

Энкиду и Эши, два огромных серых коня с копытами размером с глубокую тарелку, спокойно стояли в стойлах, и рядом с Энкиду, в уголке, похрапывал под шерстяной попоной толстенький коротышка с оливковой кожей.

— Эй ты, соня, вставай! Лысая Башка уже тут как тут, — принялся будить своего четырнадатилетнего помощника Арам. Но тот не просыпался, и Арам пнул его ногой.

— Что, уже утро? — Замбар с ошалелым видом поднялся и принялся стряхивать с попоны солому. Потом свернул ее, повесил на перегородку между стойлами и стал выбирать солому из складок своей рубахи и густых иссиня-черных прямых волос.