Роберт Асприн - Беспокойные союзники

— Согласен. — В голосе принца звучало полнейшее равнодушие. — Что еще?

Дафна сжала рукоять меча и едва слышно вздохнула.

— Было у меня и еще одно условие, — сказала она и повернулась к Уэлгрину. Уставившись на него, она ждала, пока ему станет не по себе от ее взгляда. Уэлгрин действительно вскоре беспокойно заерзал. — Я хотела всего лишь получить верхний сустав твоего правого мизинца, Уэлгрин, и носить его как кулон на шее, — пояснила она, не сводя с командующего гарнизоном глаз. Затем оглядела лица остальных присутствующих и осталась весьма довольна произведенным эффектом. Помолчав немного, Дафна вновь посмотрела на Уэлгрина и прибавила уверенным тоном:

— Не сомневаюсь, я бы его получила. Принц наверняка с удовольствием удовлетворил бы и эту мою просьбу.

Молин сделал несколько шагов в сторону лестницы, явно намереваясь покинуть зал, Кадакитис поймал его за рукав и потянул назад.

— Ты что, с ума сошла?! — крикнул он Дафне.

— Вполне возможно, но исключительно по твоей милости! — не осталась она в долгу. — Мой рассудок, видно, повредился еще тогда, когда ты бросил меня на растерзание этих мерзавцев с Острова Мусорщиков!

Поднялся жуткий гвалт. В общем шуме одна лишь Шупансея сумела как-то сохранить достоинство. Наклонившись вперед и с неожиданным интересом вглядываясь в лицо Дафны, она спросила:

— Но почему именно наш командующий?

Дафна и бровью в ее сторону не повела, а вновь повернулась к Уэлгрину.

— Ты предал свою госпожу, предал Ченаю! — обвиняющим тоном начала она. — Ты позволил Зипу безнаказанно уйти, когда она передала этого ублюдка твоим людям! Да и теперь, когда простые горожане поют ей хвалебные гимны и украшают цветами ворота ее дома, Молин и прочие обладающие властью подлецы, продавшие Санктуарий, распускают грязные слухи о ее так называемом предательстве! А вот о твоем предательстве, Уэлгрин, никто ни слова! Ты же был ее любовником, и как легко потом ты ее предал! Ты помогал ей разрабатывать план захвата и доносил обо всем им! — Дафна ткнула указующим перстом в сторону Молина и принца. — А потом ты по их приказу освободил человека, который убил твою малолетнюю племянницу и топором выпустил кишки твоей родной сестре! — Она холодно и твердо смотрела на Уэлгрина, но в сердце ее не было торжества. Не выдержав ее взгляда, он отвернулся. — Где была тогда твоя честь, Капитан?

О да, Молин и его приспешники вполне могут быть тобой довольны — ты так послушен, у тебя такое чувство ответственности!

Но простые жители Санктуария теперь отлично знают тебе цену.

Посмотри-ка им в глаза, когда в следующий раз вздумаешь прогуляться по улицам — увидишь там только презрение и ничего больше!

Дафна умолкла и повернулась к Молину; тот весь взъерошился и удивительно напоминал хищного падальщика, готового броситься на нее и растерзать.

— Ты смотри, Молин: держи при себе своего игрушечного солдатика, да только подальше от меня! Уж больно мерзкая вонь от него исходит!

— Мне бы хотелось знать вот что, — негромко молвила Шупансея, снова наклоняясь к своей сопернице. — Если ты так хотела получить палец Уэлгрина, то почему теперь передумала?

— А вот этого никому из вас никогда не понять, — бледно улыбнулась Дафна. — К счастью, вчера ночью мне довелось видеть в этом городе поистине благородных людей с чистыми сердцами — в грязном парке среди проституток, которым постоянно приходится не на жизнь, а на смерть сражаться за право на такое существование, какого никто из нас себе не пожелал бы. Униженные, нищие, отверженные, они тем не менее заботятся друг о друге, точно члены одной семьи. — Она помолчала и чуть дрогнувшим голосом продолжила:

— Я и раньше встречала людей, имеющих твердое понятие о чести — в поместье Край Земли.

Хотя, конечно, вы в это не поверите и никогда меня не поймете.

Ладно, Уэлгрин, можешь оставить свой палец себе! — Она задумалась. Склонив голову набок и не обращая внимания на присутствующих, вспоминала она события прошлой ночи, подземный ход и тот ужасный запах, который, казалось, до сих пор стоял у нее в ноздрях… — Все равно я не стала бы вешать на шею эту вонючую гадость!

И Дафна повернулась к ним спиной, к этим мастерам играть в грязные игры! Только что она одержала лучшую в своей жизни победу — просто взяла и вышла из игры, в которую они так надеялись ее втянуть.

Оказалось, что у Главных Ворот ее ждал Дейрн. Он уже успел вымыться и переодеться после утренней тренировки и выглядел прекрасно.

— Знаешь, я решил немного проводить тебя, а заодно и прогуляться, — сказал он с улыбкой.

Она тоже улыбнулась ему. Таких силачей и великанов она никогда раньше не встречала, но всегда чувствовала в Дейрне удивительную затаенную доброту и нежность. А Ченая, дурочка, еще его недолюбливала! Дафна, прикрыв глаза рукой от слепящего солнца, посмотрела Дейрну прямо в лицо. Солнечное сияние вокруг его головы походило на нимб.

— Как насчет того, чтобы немного выпить в приятной компании? — спросила она. — Сам выбери, где лучше, но я бы хотела, чтоб это был настоящий воровской притон!

Дейрн сперва нахмурился, потом обхватил ее рукой за плечи и улыбнулся одной из своих редких, добрейших улыбок.

— Мне кажется, я одно такое местечко знаю. Но там, пожалуй, даже тебя в краску вогнать могут.

— А вот спорим, что не смогут? Ставлю золотой! — радостно подхватила шутку Дафна.

Сдвинув маску, прикрывавшую нос и рот, Лало снова окунул кисть в серую краску. Еще три фута этой проклятой стены, и можно будет наконец немного передохнуть. Кисть шуршала по грубому холсту, искусно изображая каменную кладку; так, теперь немного черной краски и еще один камень закончен. Откуда-то из-за кулис донеслись удары молотка. До премьеры второго спектакля в единственном театре Санктуария оставалось два дня, и художник не был уверен, успеют ли актеры все как следует отрепетировать, а он — подготовить декорации.

Лало отступил, оценивая сделанную работу, и недовольно поморщился. Даже после нанесения теней холст вблизи выглядел, как коллекция различного размера пузырьков, но художник надеялся, что из зала этого заметно не будет и размалеванный им задник создаст ощущение настоящей каменной стены. И вдруг Лало показалось, что стоит ему снять маску и дохнуть на эту декорацию, как стена действительно СТАНЕТ НАСТОЯЩЕЙ… Неужели он сопротивляется этому искушению лишь потому, что не уверен, выдержит ли хлипкая сцена такую тяжесть? Или, может, просто боится, что утратил способность превращать изображенные им предметы в реально существующие?

Ладно, убеждал он себя, в конце концов это не такая уж большая плата за возвращение к нормальной — относительно, конечно! — жизни в Санктуарии. Возможно, его сын Ведемир и та девушка из дворца, в которую мальчик влюблен, все же смогут хоть своих детей вырастить в мире и покое. За исключением некоторых зданий, поддерживаемых лишь с помощью волшебства и постепенно разрушающихся по мере того, как слабеют эти заклятья, — обломков взорванного гнезда колдунов, чуть не уничтоживших Санктуарии, — завалы практически убраны, и город отстраивается вновь. Мне, наверное, следовало бы радоваться этому, думал Лало. Однако период бурной деятельности здешних магов странным образом совпал с расцветом его творчества, и теперь он не был уверен, какие из его талантов порождены магией, а какие являются проявлением высокого мастерства. Он чувствовал себя полуслепым, точнее, «ум его был слеп» — так называют это состояние маги. Но воспользоваться своим внутренним зрением Лало не решался.