Роберт Асприн - Душа города

В первую зиму после восшествия на трон Ранканской империи Терона предводитель наемников Темпус по локоть обагрил свои руки кровью невинных. И небо над окруженным стенами городом заплакало черными слезами.

К рассвету пепельные облака сгрудились в небе так высоко, что даже самые сильные лучи Бога-Солнца не могли разорвать пелену ополчившихся армий ночи. Город Рэнке, некогда жемчужина в оправе Ранканской империи, содрогался во тьме. А выкрашенные охрой стены тускло мерцали перед зловещей силой бури.

Гремел гром, и завывал ветер. Во дворец Терона ударила черная молния, едва не выбив стекла в окнах и не сорвав двери с петель. По улицам, аллеям и широким бульварам застучали громадные, острые, как алмазы, черные градины, повергая на колени нечестивых жрецов и заставляя мелких дворян дрожать от ужаса на скользких мостовых, покрытых грязным месивом, превращающимся в лед, по утверждению некоторых, черный, как сердце Терона.

Всем было ведомо, что Терон — кровавый, дикий хищник и к власти пришел на гребне устроенного армией мятежа. Доказательством тому служили силы, которые помогли ему обосноваться в императорском дворце: ведьмы нисибиси, черные демоны, наводящие ужас дьяволы и вселяющие страх, почти бессмертные основатели двух кровавых культов — Ашкелон, Владыка Грез, и его шурин Темпус, полубог и любимый сын ранканского бога войны Вашанки. Все они внесли свою лепту в воцарение Терона на троне.

И разве Темпус не истреблял по-прежнему недовольных — всех, кто имел влияние при дворе Абакитиса? Разве не просыпались по-прежнему в пустых постелях женщины, находя прибитые к дверям будуаров кошельки из человеческой кожи с тридцатью золотыми солдатами внутри? (Такова была стоимость человеческой жизни в Рэнке.) Разве не шли те немногие оставшиеся в живых соратники Абакитиса, ныне покойного — изувеченного, неотомщенного и отягченного проклятиями даже в могиле, — к ратуше наемников, невзирая на черные градины, с раздутыми от золота карманами, оставляя там свое состояние с записочками типа: «Маршалу Темпусу на правое дело от восхищенной и преданной семьи такого-то», пока слуги выводили их благородных жен и детей, переодетых в простые одежды, через боковые ворота?

Который день бушевала буря, и виноваты в случившемся были Терон и его приспешник Темпус. Именно они навлекли на город черную адскую непогоду.

Нечто подобное шептала Критиасу, первому заместителю Темпуса, жена губернатора, с которой он был в постели.

Ухмыльнувшись, Крит, прекрасный актер, провел рукой по своему классическому римскому лицу и густым черным волосам и ответил женщине: «Никто не властен над Солнцем, госпожа. Никто, даже Терон. Когда боги гневаются, сам Темпус склоняет голову».

Крит воевал на севере империи, у Стены Чародеев, и женщина знала это. Он выдавал себя за простого офицера, который ушел в отставку после убийства Абакитиса на Фестивале Мужчин, и ныне, подобно большинству воинов старой гвардии, бросался от одной группировки к другой в надежде уцелеть.

Жена губернатора дотронулась пальцем до его подбородка и сочувственно улыбнулась.

— Вы, военные… все одинаковы. Ты что же, думаешь, что эта буря и этот черный град — это хорошо? И что это знамение нам, бедным женщинам, не прочесть?

Подумав о знаках и амулетах — о прядях волос, кусочках кости и серебра, о счастливых оберегах в кошельке, который вместе с прочей одеждой валялся в ногах у ложа чужого мужчины, — Крит молвил на придворном ранкене:

— Только в случае возвращения Бога-Громовержца к своим армиям можно говорить о победе. Без него мы лишь топчемся на месте. Но будь он в гневе, мы бы почувствовали это. Нет, он не держит зла ни на Терона, ни на Темпуса. Ведь один из них генерал, которому доверились солдаты, когда во время правления Абакитиса бог покинул нас, а другой…

Крит умолк, призадумавшись. Он хотел получить от знатной ранканки информацию и получил даже более того, что желал, — губернаторша своим телом хотела купить его заступничество. И в минуты нежности Крит решился поведать ей о Темпусе, объяснить, что это за человек, которому он дал клятву служить верой и правдой.

Он устроился поудобнее на кровати и продолжил:

— Темпус исполняет волю Отца Энлиля, Верховного Бога Бури, Бога Войны. Проклятье его сильнее, чем проклятья империи и всех ее врагов, вместе взятых. Клянусь богами и людьми, чародейством и магией, клянусь тебе, женщина, что, если это Ад пожелал воздать нам за правление Терона, Темпус будет страдать за всех.

Глаза и подрагивающие от желания губы женщины ясно дали понять, что она потеряла всякий интерес к разговору. Она, но не Крит. Спустя некоторое время, уходя от нее, он нарисовал на двери знак для дворцовой службы безопасности, даже на миг, не задумавшись о прекрасном женском теле, которое вскоре покинет жизнь.

Небо по-прежнему чернело плащом ведьмы, и ветер выл тысячей голосов. Подобный вой Крит слышал на поле боя, когда в той или иной битве на помощь Темпусу приходили чуждые этому миру существа. Так это было, когда колдовская погода опустилась на Санктуарий, где нынче напарник Крита вместе с братьями по Священному Союзу стояли лагерем. В этом мерзком южном форпосте империи.

Крит вскочил в седло, и пальцы его привычно заиграли амулетами. В обычный день он просто бросил бы их на траву, чтобы узнать, куда держать путь.

Но сегодня бушевала буря, и Крит сам знал, куда направить свои стопы. Будь рядом Страт, он бы об заклад побился с напарником, что едва установится хорошая погода, как Темпус призовет Крита и они немедленно отправятся в Санктуарий, где на зимний постой расположились пасынки Темпуса.

Крит вместо того, чтобы скорбеть, был рад, что Бог-Громовержец Вашанка, покровитель армий, бог насилия и убийства, кровавой похоти, ярости и Врат Смерти, исчез. Этой ранканской даме он сказал правду — выиграть войну, не имея поддержки бога, невозможно. Однако Вашанка, ранканский Бог-Громовержец, бросил Священный Союз, где служил Крит, как раз в тот момент, когда тот нуждался в его помощи. Вот почему пасынки перешли под покровительство другого, более могущественного бога — Отца Энлиля.

Черные, висящие клочьями облака и громовые раскаты над головой словно хотели сообщить человеку, который не питал приязни ни к богам, ни к колдовству и служил первым заместителем у того, кто был напарником бога, что Вашанка мог и разгневаться на неверных людишек, некогда воевавших с его именем на устах, а ныне сменивших покровителя.

Там, где оказывался замешан Темпус, все становилось дьявольски запутанным.

Ухватившись за конскую гриву, Крит натянул поводья. Жеребец чуть присел и не спеша, затрусил по предательским, скользким улицам Рэнке к ратуше наемников и конюшне, где можно было укрыться от клокочущей бури