Роберт Асприн - Воровское небо

Лало опустился на колени и аккуратно вписал контуры шарика между двумя камешками. Это нужно было сделать сейчас, пока он помнил размеры и вес и ощущение прохладной гладкой поверхности в руке. Пара легких касаний красками других цветов — и поверхность серебристого шарика заиграла, как радуга, с точностью воспроизводя мерцание света на настоящем шарике — таким, каким запомнил его Лало в покоях Бейсы. Дариос сказал, что просто стыдно потерять навсегда такое сокровище. Так где же лучше всего спрятать его, как не здесь?

Здесь оно будет в безопасности. Будем надеяться, никто даже внимания не обратит на маленький шарик, застрявший между камнями, и не сможет им воспользоваться. Никто, кроме него самого. «Надеюсь, мне никогда не придется снова вдохнуть жизнь в эту вещь. Но если будет нужно — я сделаю это, — думал Лало-Живописец, последним мазком белой краски добавляя серебристый отблеск на округлом боку маленького шарика. — Молин Факельщик хотел знать, чему я научился… Я и сам только сейчас начинаю это понимать…»

Клубы пара. Лошадь стояла спокойно, пока Страт мыл ее и обтирал ветошью, расплескивая воду на грязный пол конюшни.

Самая обыкновенная, ничем не примечательная лошадь, если не считать небольшого пятна не правильной формы на крупе. А так — ничего особенного. Крит злился из-за того, что Страт столько возится с этой тварью. Критиас фактически был сейчас главой клана пасынков, соратником Бога. Но, в отличие от своего напарника Стратона, он немного опасался нежити.

Эта лошадь однажды уже погибла под Стратоном, но вернулась к нему из адской бездны. И спасла его от смерти. А Стратон теперь платил своей лошади преданностью, которую она заслужила.

А то небольшое пятнышко на крупе — это особая метка, такая непременно есть у всех созданий, которые Ад выпустил обратно.

И эта метка никоим образом не приуменьшала ни отваги, ни верности. Так, во всяком случае, считал Страт.

«Лошадь лучше человека, — думал Страт. — Лучше любящей женщины — которая в конце концов может оказаться вероломной обманщицей».

Критиас тоже не раз спасал ему жизнь, и Страт, как мог, старался выразить ему свою благодарность. Но Крит есть Крит — его мало занимали разные там тонкие чувства. Одному-единственному существу во всем этом мире можно было безгранично верить, доверять — как самому себе. Лошадь стояла, прикрыв глаза, и наслаждалась теплом жизни…

После смертельного холода Ада.

Стратон подумал, что он и сам слишком хорошо знает, что такое холод. Не зря же он, если это только было возможно, старался не выходить в холодные дни.

И, кроме всего прочего, была еще женщина — колдунья, которая часто являлась ему в снах.

Крит сказал: «Выкинь ее из головы!»

Но разве можно забыть свои сны…

Раздалось негромкое размеренное чавканье грязи — кто-то тихо подошел и остановился у Стратона за спиной. Страт обернулся — рядом стоял Критиас, немного наклонившись и упираясь ладонями в бедра.

— У тебя же дежурство! — сказал Крит. — Черт тебя побери, Туз!..

Страт только сейчас вспомнил, что утром обещал подменить Гейла на ночном дежурстве в верхнем городе. У них еще тогда все пошло как-то наперекосяк. Страт уронил губку в ведро и покачал головой, глянув Криту в лицо:

— Прости… Сейчас иду.

Крит подошел поближе, загородив Стратону все пути к отступлению.

— Страт…

— Я забыл, просто забыл, понятно?

Критиас толкнул его в плечо, потом схватил за то же плечо и встряхнул, чтобы привлечь к себе внимание напарника.

— Забыл, Страт?..

— Я же сказал, что забыл. Извини…

Он повернулся было, стараясь высвободиться, но Крит только сильнее сжал его плечо и, рывком развернув к себе лицом, заглянул прямо в глаза.

Страт опустил взгляд. Он сам не понимал, почему, но выдержать взгляд Критиаса Страт не мог — и не важно, что Крит вытаскивал его из таких переделок, в которых у любого нормального человека поехала бы крыша, не важно, что Страт был в долгу у своего напарника, который был ему ближе родного брата. Этот взгляд Крита требовал от него больше, чем он мог дать, больше души, чем было у Страта в этой жизни. И, хотя Крит все прекрасно понимал, он просто не мог с этим смириться.

— Это больное плечо, — нарочито жалобно сказал Страт и, мотнув головой, попытался снова вырваться и уйти. Драться с Критом ему совсем не хотелось.

Но Крит развернул Страта и приложил спиной о стену конюшни, а потом прижал, не отрывая взгляда от его лица.

— Где, черт возьми, была твоя голова?

Ах, вон оно что! Крит просто решил немного помахать кулаками и выбрал в противники его. Вот невезуха! Но Страт был слишком многим обязан Криту, и потому будет позволять приятелю слишком многое — слишком многое, что хочется Криту и что совсем не нужно ему самому.

— Ты виделся с ней? — выкрикнул Крит ему в лицо.

— Нет! Ты сам знаешь, что нет, — ответил Страт. — Я все ночи провожу с тобой в казарме!

Крит схватил его за горло. Может, Крит все-таки задушит его?

Ну и пусть. Какая разница? Но ведь именно это так бесит Крита…

Крит встряхнул его и еще раз приложил спиной о стенку сарая. Страт только глянул ему в глаза, коротко вздохнул и сказал:

— Лучше бы ты не вытаскивал меня из того подземелья…

Лучше бы ты бросил меня там.

Страт еще надеялся, что Критиас в конце концов оставит его в покое, одного, позволит забыться.

Или ударит его — и даст повод, не важно, что только повод, — броситься в драку…

Но Крит, который на своем веку убил столько людей, что всех и не запомнить, а кое-кого даже медленно резал кусок за куском, Крит смотрел на Стратона так, будто сам ощущал эту боль — как будто кто-то мучил его самого, сводил его с ума, а он слишком сильно любил этого некто, а потому не мог поступить с ним так, как поступил бы с любым другим человеком на свете, если бы тот разозлил его так, как злил Стратон.

— Да что с тобой творится? — как мог спокойно спросил Крит. — Черт побери, что же такое с тобой творится, а?

«Это всего лишь сны, мечты — вот и все…» — подумал Страт.

— Я убью ее! — сказал Крит.

Страт схватил его за рукав и крепко сжал пальцы. Наверное, это показательно — до чего он дошел, ведь больше всего Страта беспокоила сейчас опасность, нависшая над Критом. С ним самим ничего страшного больше не случится, да и какая разница, если бы и случилось? Он — ничто, он ничего не значит. Но Крит, Крит, который выбрался живым изо всех переделок, который пережил стычки, битвы, покушения, Крит ничего не смог бы противопоставить Ей!

— Крит, — сказал Стратон. — Я пойду в этот чертов дворец, слышишь? Я буду там. Я буду там, хорошо?

Крит ничего не ответил. Страту было от этого больно и обидно, как ни от чего другого во всем мире.