Роберт Асприн - Варторн: Воскрешение

Тем временем действие маленького кусочка листа мансида почти полностью выветрилось. Она справилась с неприятным последействием, как и с прочими свойствами наркотика, без особого труда.

— У'дельф — это сказочка. Чтобы детей пугать. Полная бессмыслица!

Разодетый в пух и прах купец презрительно вздернул бороду — чудо парикмахерского искусства, нелепую, подбритую с боков, подвитую и даже навощенную на концах. Должно быть, у него все утро ушло, чтобы привести лицо в порядок — и все равно, несмотря на роскошную одежду, он оставался старым и уродливым. Вообще большая часть здешней публики выглядела зажиточной.

Радстак прислушалась внимательнее. Разговоры звучали неутешительно. Они свидетельствовали о сознательном нежелании посмотреть в лицо надвигающейся беде. Очередной целью Фелька был, несомненно, Суук. А значит, враг скоро станет еще на один город-государство ближе к Петграду, хотя и не совсем близко.

— Эти новости надежные, — с ударением сказал человек в серой накидке с капюшоном. Говорил он громко, но сдержанно. Радстак не могла со своего места видеть его лица, но у него было крепкое тело, а выправка намекала на знакомство с мечом.

— Надежные? — В голосе купца прозвучало презрение. — Как это понимать?

— Так и понимать. Проверенные, достоверные, правдивые. — Тон молодого человека оставался по-прежнему ровным.

Его ответ произвел странное впечатление, и среди собравшихся выпивох пробежал смешок. Пара, засевшая в углу за партией в «броски» — примитивную азартную игру, распространенную на Перешейке, — и не подумала оторваться от своего занятия, что лишь сильнее подчеркнуло общее скептическое отношение.

Купец скривился так, что кончики его усов вздернулись.

— Я знаю определение этого слова, юноша.

Он усмехнулся и как бы про себя пробормотал:

— Боги разумные, когда я был молод, мы не позволяли себе так обращаться со старшими!

Купец отхлебнул пива и снова уставился презрительно на молодого собеседника:

— Меня интересует степень их проверенности, достоверности... и правдивости.

В этих словах прозвучал вызов. На мгновение шум утих.

— Я лично за эти сведения не отвечаю, — совершенно невозмутимо сказал человек в капюшоне. — Я толкую лишь о тех новостях, которые слышали все мы. Весь город слышал.

— Кто слушает лишь болтовню и сплетни рядов торговых, тот не знает правды. — Купец произнес фразу, словно цитировал стих из древнего поучения.

В бесцветных глазах Радстак блеснул огонек.

— Сказать, что я плевала на это дерьмо, значит еще ничего не сказать!

Ее низкий голос прокатился по всему залу. Довольно уж она тут сидела и молчала. Она, собственно, и зашла в это шикарное заведение, чтобы прощупать настроения здешних купцов — тех, кто должен многое потерять, если армии Фелька подступят к Петграду и захватят его. И теперь наслушалась вдоволь.

Все головы враз повернулись к ней, включая и парня под капюшоном. Радстак оттолкнула стул, вскочила, наконец-то дав выход долго копившемуся презрению. Выражение ее лица, покрытого шрамами, было весьма выразительно.

— Я только никак не соображу, тупицы вы все, дураки или просто трусы!

— Послушайте, это... — начал было хозяин, неуклюже выбираясь из-за стойки, чтобы не допустить дальнейшего оскорбления посетителей, оставляющих в его кассе приличные денежки.

Радстак метнулась ему навстречу, перегнулась через стойку и, зажав розовый нос-пуговку хозяина между большим пальцем и согнутым суставом указательного, дернула. Хозяин взвыл, нырнул под стойку. Если бы он вынырнул с оружием, она догадалась бы об этом прежде, чем его макушка показалась над прилавком.

Она еще только начала свое обращение к публике; все застыли, не сводя с нее глаз. Кое-кто не мог скрыть вполне оправданного испуга.

— Приходят известия о войне. Они доходят до всех вас.

Они поступают с севера, для вас это все равно что сообщения о неурожае в других городах — истории, которым вы безоговорочно верите, потому что из чужих осложнений кое-кто сможет извлечь немалую наживу. Вы знаете: все, что рассказывают про Фельк — правда. Вы знаете, что эта война разительно отличается ото всего, что известно в прошлом. Отличается от воспоминаний ваших бабушек и дедушек. Такая война вам и не снилась, глупые детишки с Перешейка. И тем не менее она реальна. И она надвигается. Страшновато, да? До ужаса. Потому что к тому времени, когда Фельк доберется сюда, он поглотит живую силу и ресурсы бог весть скольких других государств. К тому времени вы будете называть Фельк Империей. А еще они приспособили для своих делишек магию — и это, наверное, пугает вас сильнее всего. Их ничем нельзя остановить. Очевидно, для такой армии, какая у вас есть сейчас, этот орешек не по зубам. И что же делаете вы — люди зажиточные, влиятельные и, наверно, с немалым весом в городе? Сидите на своих задницах, хлещете пиво и убеждаете друг друга, что опасности не существует. Сказки для детей, так ты сказал, жалкий хлыщ?

Она могла бы в тот момент плюнуть, могла швырнуть пустую чашку в лица, обращенные к ней. Но высказавшись, она почувствовала лишь безмерное отвращение. Потрясенные посетители все еще пялились на нее. Нетрудно было догадаться, что с этими купцами и землевладельцами нечасто обращались таким образом.

Хозяин с распухшим носом так и не показался, когда она покинула закусочную, воспользовавшись выходом, ведущим к отхожему месту.

Пока она проводила время за чаем, на Петград опустился вечер. Бледный закат позднего лета разлился по небу. Высокие облака обсуждали с ветром необходимость дождя. И все же осень близилась, а может, уже и наступила здесь. Значит, если война затянется, придется воевать зимой.

Насекомые роились, жужжа, в воздухе, когда она вышла из нужника.

Она услышала шаги — кто-то двигался, не скрываясь: то ли шел отлить, то ли... поджидал ее.

Человек стоял спиной к закатным лучам, пробившимся в закуток на задворках закусочной. Из-под серого капюшона виднелась только твердая челюсть, да еще очертания губ, сложенных в подобие улыбки.

Он хорошо стоял: такое равновесие позволяет мгновенно развернуться в любом направлении, хотя на взгляд неопытного горожанина поза казалась совсем непринужденной.

— Хозяин просил меня выяснить, не изволите ли вы вернуть ему нос.

— Я его уронила вон туда. Там в полу дырка, и, знаете ли, дурно пахнет.

— Ладно. Безносый Солли — в общем, не такое уж и плохое прозвище.

— Так что — будем драться, трахаться или вы мне покажете, что прячете под капюшоном, и объясните, чего от меня хотите?

Она улыбнулась все с тем же малоприятным оскалом.

Он поднял руку, отбросил с лица капюшон и с лихвой вернул ей улыбку в обезоруживающе открытом варианте. Лицо у него было не красивое, а — как любят выражаться женщины — резко очерченное и выразительное.