Грег Бир - Хорал забвения

— В чем дело? Люди говорят так, словно у них каменные языки. Это мне сказал один гибрид. «Лингас» означает и язык, и речь. Большое значение имеет контекст, а еще есть музыкальное ударение, как в китайском языке. У каскарцев много синонимов слову «язык», они употребляются в зависимости от ситуации. Когда ешь — один синоним, когда плюешься — другой, для заклинаний есть третий, птиц подзывать — четвертый.

— Как же они сами запоминают?

— Так ведь на то они и сидхи. Для них это естественно. Почти все сидхи и гибриды, которых я знаю, умеют говорить на разных человеческих языках. Может быть, извлекают информацию из моего ума — утверждать не берусь. Но при нас они говорят по-каскарски, когда не хотят, чтобы мы их поняли, или когда стараются напугать. — Он печально вздохнул. — Кажется, у них есть еще один язык. Я о нем почти ничего не знаю. Одно из его названий — кеш. Он беззвучный, им пользовались в эпоху межзвездных странствий. Но это не телепатия, а нечто совсем иное.

Сказать по правде, все обстоит еще сложнее. Как я выяснил, в последние столетия жизни на Земле сидхи заимствовали слова и у людей — например, из цыганского, из кельтских языков. В «Гудибрасе» Семьюела Батлера есть одно место… если удастся припомнить… — Он наморщил лоб и уставился в потолок:

— Мы тут как маленькие дети, — заметил Майкл, вздыхая.

Саварин кивнул.

— Может, ты знаешь, почему они попросту не убили нас всех?

— Неужели они так нас ненавидят?

У Саварина прояснилось лицо.

— Можешь что-нибудь рассказать о Совете Элеу? Эти слова тебе о чем-нибудь говорят?

Майкл напряг память, но безуспешно.

— Тогда запомни их. Хочешь ты этого или нет, тебе придется много общаться с гибридами и сидхами. Прислушивайся и мотай на ус. Если что-нибудь узнаешь про Совет Элеу, сразу сообщи мне! А что касается твоего вопроса, отвечаю: нет, не все сидхи нас ненавидят. И Совет Элеу имеет какое-то отношение к тем, кто нас терпит.

В сознании у Майкла возникла смутная картина, он попытался удержать ее и прояснить. Несколько высоких бледных силуэтов, голоса со всех сторон. Что-то происходило в комнате Майкла на Земле… Но видение сразу исчезло.

— Я расскажу, если что-нибудь узнаю, — пообещал Майкл. — Как поживает Элина?

— Нормально. Только переживает, что мы тебя обидели, боится, как бы не возненавидел ее.

— Нет у меня ненависти ни к кому. Я бы с ней поговорил.

— Конечно. Сейчас она, наверно, работает, но можем зайти попозже.

— Нет. Я к ней сам схожу. Надо кое-что спросить.

— Разумеется. — С губ Северина почти не сходила ироничная полуулыбка. Сейчас она была еще заметнее. — Думаю, тебе еще кое-что необходимо знать.

— Что?

— Здесь секс опасен для людей.

— Почему?

— Дети. Они нежелательны. Гибриды и сидхи могут иметь потомство, мы — нет. И все это строго регулируется.

Майкл недоуменно смотрел на собеседника.

— Как говорят здешние старожилы и гибриды, все дело в том, что в Царстве нет источника душ. Человеческое дитя рождается пустым. Для детей сидхов и гибридов это нормально, у них уже есть… как бы сказать… внутренняя компенсация. Но человеческие дети подобны порожним сосудам. Их заполняют существа из Проклятой долины, те, кого некоторые считают недоразвитыми отпрысками самого Адонны.

Майкл хотел узнать поподробнее, но Саварин отрезал:

— Такие разговоры считаются непристойными. Довольно.

— У меня еще один вопрос, — сказал Майкл. — Я еще очень молод, это все вокруг твердят. Но почему люди мирятся со всем этим безобразием?

— А что прикажешь делать?

Саварин внимательно посмотрел ему в лицо, словно пытался разглядеть некие скрытые знаки. Затем на лицо учителя вернулась обычная полуулыбка, он откинулся назад и соединил ладони.

— Ты еще многое узнаешь, и скоро, — проговорил он спокойно. — Почему бы тебе не побеседовать с Элиной? Она уже, наверно, освободилась.

Майкл не ждал, что его так бесцеремонно выставят, но у Саварина, очевидно, были другие заботы. Майкл поднялся и протянул руку. Саварин мягко пожал ее и помахал в сторону двери.

— Иди. Спасибо, что зашел. Когда ты убежал, мы подумали, не вернешься.

Майкл кивнул и затворил за собой плетеную дверь. Саварин снова принялся вполголоса напевать.

По дороге Майкл заметил, что машинально прищелкивает пальцами, и засунул большой палец за матерчатый пояс брюк.

Во второй половине дня жизнь в городе начала затихать; закрывались лавки, люди ходили парами по узким улочкам, некоторые направлялись к обветшалому зданию школы, другие просто гуляли, разговаривали. Майкл заметил мужчину и женщину восточной внешности и предположил, что они говорят по-китайски.

Он все еще раздумывал о своем последнем вопросе и ответе Саварина. Казалось бы, на угнетение естественно было бы ответить сопротивлением. Отец Майкла часто рассказывал про свою бытность студентом Калифорнийского университета. Майкла слегка раздражали эти истории, но теперь он видел в них образец поведения американцев при встречах с вопиющей несправедливостью. Почему бы людям в Царстве не организовать движение протеста, пикеты какие-нибудь? Может, удалось бы вытеснить сидхов, по крайней мере, из Эвтерпа… Пассивное сопротивление — тоже метод борьбы.

Майкл усмехнулся. Слишком наивно. С пикетами Элионс расправится в два счета. При этом наверняка кто-нибудь погибнет. А его, Майкла, прикончат в первую очередь.

Ему все еще не верилось, что он может погибнуть в Царстве. Смерть достаточно трудно вообразить и на Земле, но здесь, где все шиворот-навыворот и чудеса встречаются чуть ли не на каждом шагу, смерть казалась совсем неуместной. «Если Царство — не сон, — подумал Майкл, — то и настоящей реальностью его не назовешь».

За размышлениями Майкл не заметил, как оказался у подъезда Элины. Он медленно, с опаской двинулся вверх по лестнице. По пути провел ладонью по щеке и подбородку, чтобы проверить, как растет пушок. За последнее время у него заметно удлинились бачки; до этого момента Майкл о них не думал, а теперь не отказался бы от зеркала и ножниц.

Когда он собрался постучать, его охватил страх. Захотелось бежать прочь во весь дух…

Элина отворила дверь.

— Привет. — Майкл отдернул руку от подбородка.

— Привет. Я услышала, как ты дышишь.

— Я хочу принести извинения за то, что убежал тогда.