Терри Брукс - Шкатулка хитросплетений

Очень быстро они оказались в самой глубине пещеры. Тут свет был самым ярким, жара — самой жаркой, а вонь — самой сильной. В этом месте пещера расширялась и потолок ее уходил вверх метров на пять. Вниз с него свисали сталактиты, напоминавшие средневековую ловушку из копий. В зале было пусто, если не считать шаткой деревянной кровати у одной стены и не менее шаткого деревянного стола, на котором стоял металлический тазик для умывания. Постель была не застлана, тазик — с водой. Рядом с тазиком стояла Шкатулка Хитросплетений.

Из дальнего угла пещеры послышался шорох.

— Вы сделали, как вам было зелено? — угрожающе прошипел голос.

Отвечая, Хоррис старался не дышать, чтобы не вдохнуть лишней вони.

— Да. Точь-в-точь как было велено.

— Каков был ответ?

— Он сказал, что подумает. Но волшебник и писец будут стараться убедить его, чтобы он не разрешил мне остаться.

В ответ послышался смех. Чудовище зашевелилось в полутьме: приподняло туловище, выпрямило конечности. По правде говоря, было очень нелегко сказать, что именно происходит, и это сбивало с толку. Хоррис снова вспомнил момент, когда впервые увидел это создание, и вдруг понял, что уже не знает толком, что именно это было. Существо, бывшее Скэтом Минду, умело показаться только какой-то своей частью — мельканием туловища, или конечности, или головы (но не лица), намеком на цвет или форму. И в конце концов оставалось скорее некое впечатление, нежели определенный образ. И неизбежно было это нечто неприятным, резким и отталкивающим.

— Ты меня боишься? — мягко спросил голос. В дымном полумраке блеснуло что-то гадко-зеленое.

Хоррис вдруг пожалел, что вернулся. Возможно, Больши был все-таки прав. С каким безумием они связались, освободив это чудовище? Оно было заключено в Шкатулке Хитросплетений и обманом вынудило их его выпустить, используя Больши в качестве связного, а Хорриса — в качестве колдуна. Оба послужили отмычками к замкам, державшим его в плену. В самой глубине души Хоррис Кью понимал, что вся эта история с созданием Скэта Минду вообще была не его идея, все это исходило от этой штуки из Шкатулки Хитросплетений, от этой штуки, которая была заперта в волшебных туманах, отправлена в изгнание так же, как были отправлены они сами. Это существо было осуждено на забвение, но судьба сделала Хорриса и Больши невольными его спасителями.

— Что мы здесь делаем? — вдруг спросил Больши. Его тоненький голосок дрожал от испуга.

— Что я вам велю, — прошипел голос. Скэт Минду вышел из сумрака, поднимаясь, как клубы дыма, которые почему-то сгустились во что-то смутно знакомое, хотя еще не до конца оформившееся. Его запах заставил Хорриса и Больши отступить назад, и смех его был негромким и довольным. Передвигаясь, чудовище колебалось, как поверхность протухшей лужи. Во внезапно наступившей тишине они расслышали шипение его дыхания. Оно было громадное, жирное и властное, в нем ощущалось что-то древнее и ужасное.

— Меня зовут Бурьян, — вдруг прошептало чудовище. — Я из народа, жившего в волшебных туманах, один из них, пока много столетий назад меня не поймали, навсегда заключив в Шкатулку Хитросплетений. Я был могучим чародеем — и опять им стану. Вы мне поможете.

Хоррис Кью прокашлялся:

— Я не вижу, что мы можем сделать. Бурьян засмеялся:

— Я буду твоими глазами, Хоррис Кью. Я вижу тебя лучше, чем ты сам себя. Ты зол из-за того, что потерял все, что имел в том мире, но то, чего ты хочешь больше всего, находится здесь. Ты испуган тем, что с тобой сделали, но недостающую тебе смелость смогу восполнить я. Да, я тебя подставил. Да, ты действовал под моим влиянием. И снова будешь — и ты, и птица. Так устроен мир, Хоррис. Эльфы из волшебных туманов заточили меня в Шкатулку Хитросплетений с помощью заклинаний, которые нельзя было снять изнутри, — это можно было сделать только снаружи. Кто-то должен был их произнести — и я избрал тебя. Я нашептывал тебе заговоры. Я руководил твоей магией. Ты по очереди произносил заклинания Скэта Минду. Один за другим ты поворачивал ключи, державшие меня в заточении. Когда настало время, чтобы я вышел, я заставил птицу признаться в том, что Скэт Минду — это розыгрыш. Мне нужно было, чтобы тебе пришлось бежать. Но бежать ты мог, только освободив меня. Впрочем, не отчаивайся. Все так и должно было произойти, так было суждено. Судьба связала нас.

Хоррис решил, что это звучит не слишком приятно, но, с другой стороны, невольно заинтересовался: возможно, он мог с этого что-то поиметь.

— У вас есть виды на нас? — осторожно спросил Хоррис Кью.

— Очень даже привлекательные, — прошептал Бурьян. — Я знаю историю вас обоих. Ты, Хоррис, был изгнан за свои понятия относительно того, какой должна быть магия. А птица была изгнана за то, что оказалась большим, чем то, на что рассчитывал ее создатель.

Как это ни странно, Хоррис и Больши немедленно согласились с такой оценкой (хотя Больши и не нравилось, что его все время называют просто «птица»), — Вы мешали и досаждали тем, кто прикидывался вашим другом, а на самом деле боялся вас и видел в вас соперников. Такова природа тех созданий, с которыми мы имеем дело. — Бурьян медленно отступил обратно в темноту, дым и тени у стены пещеры. При движении послышалось какое-то царапанье, как будто ножом счищают чешую с рыбы. Казалось, такой звук несовместим с существом столь нематериальным.

— Разве вы не хотели бы отомстить этим глупцам? — вопросил Бурьян.

Конечно, Хоррис и Больши очень бы этого хотели. Но все эти успокаивающие слова не уменьшили их опасливого отношения к Бурьяну. Им не нравилось это существо, не нравились его вид и запах, не нравилось оно само, и они по-прежнему считали, что там, откуда они явились, им было гораздо лучше. Тем не менее им хватило ума это не высказывать. Они просто стали ждать, что еще скажет Бурьян.

А тот вдруг расползся в темноту, поглощая свет, и атмосфера пещеры навалилась на них, словно крышка гроба.

— Я возьму себе во владение волшебные туманы, откуда меня изгнали, и буду повелевать теми, кто был свободен, пока я томился в заточении. Я сделаю их своими рабами, пока мне это не надоест, а потом запру в такой темноте, что они будут безостановочно вопить, чтобы смерть их освободила.

Хоррис Кью с трудом проглотил вставший в горле комок и даже забыл попятиться. Сидевший у него на плече Больши так стиснул когти, что Хоррису стало нестерпимо больно.

— Тебе, — тихо прошипел Бурьян, — я отдам Заземелье. Целиком, полностью, страну и ее людей — и делай с ними что хочешь.

Заполнившая пещеру тишина стала бездонной. Хоррис вдруг обнаружил, что потерял способность думать. Заземелье! Что он будет делать с Заземельем? Он попытался заговорить — и не смог. Он словно пересох весь, от кончика носа до мизинца на ноге, и вся его жизнь мага превратилась в смутное воспоминание, казавшееся таким же летучим, как дым.