Мэрион Брэдли - Наследники Хамерфела

— Я — восемнадцать лет техник Башни Тендары, — сказала она. — Правда, я считаю, что Флория обучена лучше и могла бы занять мое место, а я бы покинула Башню и, возможно, снова вышла замуж.

Флория покраснела и сказала:

— Нет, родственница, Аластер этого не допустит.

На что Эрминия ответила:

— Зависит только от тебя, дитя. Очень жаль, если ты бросишь работу из-за мужского эгоизма.

— Это так, но у нас не было времени как следует поговорить, — сказала Флория. Она опять подняла глаза на Конна и спросила: — А вы, родственник, вы ведь телепат? Вас никогда не обучали в Башне?

— Нет, — ответил он. — Я жил в горах, и у меня не было такой возможности. Хватало других забот, как, например, защищать своих людей от посягательств Сторна.

Эрминия заметила, что разговор пошел совсем не в ту сторону, в какую она хотела. Она спросила:

— Значит, Сторн знает, что ты жив?

— Да, и вражда ожила снова, хотя мне тяжело об этом говорить, мама. Многие годы он был уверен, что весь наш клан вымер.

— А я думала и надеялась, что Сторн всех нас считает мертвыми, и хоть я и поклялась помочь твоему брату вновь обрести наши законные земли, надеялась, что вражда затихнет сама собой.

— Она бы закончилась, мама, если б я сидел в укрытии и позволял совершать надругательства над нашими людьми, — сказал Конн, — но не далее как сорок дней назад я дал ему понять, что, если он продолжит грабить наших крестьян и жечь их дома, ему придется иметь дело с Хамерфелом.

Тут он рассказал о рейде против сторновского отряда поджигателей.

— Я не могу винить тебя за это, мой сын, — тепло сказала Эрминия и наклонилась, чтобы обнять его. В этот момент в сад вошел Аластер. Увидев мать, сидящую на дорожке с собаками, и Конна в ее объятиях, он тут же понял, что произошло.

Сказать по справедливости, первая его эмоция была очень теплой. Он свистнул собакам, и они подбежали к нему, бросив сидящих на полу. Эрминия тут же вскочила со словами:

— О Аластер, произошло чудо!

— Я уже встретил лорда Валентина во внутреннем дворе, — ответил он и улыбнулся Конну открытой, очаровательной улыбкой. — Значит, ты — мой брат. Добро пожаловать, младший братишка… ты ведь знаешь, что я старший?

— Да, — ответил Конн, находя несколько странным, что Аластер начал подчеркивать это, едва они познакомились, — минут на двадцать или около того.

— Двадцать минут или двадцать лет, нет разницы, — произнес Аластер и обнял его. — Что ты делаешь в городе?

— То же самое, что, надеюсь, делал бы ты на моем месте, — произнес Конн. — Я пришел просить помощи короля Хастура для восстановления наших земель и защиты наших людей.

— Тогда я опять опередил тебя, — бросил Аластер, — ибо я уже говорил об этом с королем Айданом, и он обещал мне помочь.

Он улыбнулся Конну, и оба брата-близнеца пристально посмотрели друг на друга.

— Так это был ты! — воскликнул Конн. — А мне казалось, что это я просил его о помощи.

Ал истер пожал плечами, не понимая, что Конн мог видеть посредством ларана.

— Я рад, что мама теперь знает о тебе, — сказал он. — И леди Флория, моя невеста, а вскоре — твоя сводная сестра.

«И опять, — подумал Конн, — он тычет мне в нос своим первородством и тем, что во всем меня опередил. Зачем? Хорошо, он — настоящий герцог Хамерфел, но пока я считал его мертвым, у меня были все права считать герцогом себя. Теперь я знаю, что он жив, и теперь я, естественно, должен изо всех сил ему помогать».

Он поклонился и произнес:

— Мой брат и мой господин.

Аластер крепко обнял его и сказал:

— Не надо меж нами этих формальностей, брат, для этого будет достаточно времени, когда я воцарюсь в Хамерфеле и ты будешь рядом со мной. — Затем он улыбнулся и покачал головой. — Скажи, где ты откопал этот клоунский наряд? Мы должны найти тебе что-нибудь подобающее твоему положению, и немедленно. Сегодня же пошлю за портным.

Конна это сильно задело. Неужели у его брата вообще нет такта? Зардевшись, он произнес:

— Это новое платье и вполне добротное. Не носить его было бы расточительством.

— Не нужно расточительства, отдай его дворецкому, и оно вполне будет соответствовать ему по чину, — сказала Эрминия, поддерживая тем самым Аластера.

— В Хеллерах оно прекрасно послужило бы мне, — сказал Конн, защищаясь, но сохраняя достоинство. — Я не городской щеголь!

— Но если ты собираешься на аудиенцию к королю, а ему надо бы узнать, что нас уже двое, — произнес Аластер более дипломатично, — ты не можешь предстать перед ним одетый как фермер. Думаю, тебе лучше взять на первое время что-нибудь из моего гардероба, тогда ты сможешь ходить по городу. Надеюсь, ты не настолько горд, чтобы отказаться надеть платье с моего плеча, а, брат?

Увидев его обезоруживающую улыбку, Конн вновь ощутил, что попал в родной дом и все вокруг хорошо. В конце концов более близкое знакомство с братом потребует времени. Он улыбнулся Аластеру в ответ и произнес:

— Перед королем — боже упаси! Спасибо, брат!

Тогда встала Эрминия и сказала:

— А теперь пойдемте в гостиную, Конн, и там ты мне все про себя расскажешь… и тогда мы, вероятно, разберемся, почему до сих пор не нашли друг друга! Что было все эти годы в Хамерфеле? Как поживает Маркос? Хорошо ли он обращался с тобой, мой сын? Флория, дорогая, ты, конечно, останешься с нами пообедать. Идемте, сыновья…

Замолчав, она вздохнула, и это был вздох полного, совершенно невероятного счастья.

— У меня прямо сердце поет, когда вновь, после стольких лет, я могу произнести эти слова! — И, взяв обоих под руки, она ввела их в дом, а следом двинулись Флория и собаки.

Все это лето в Тендаре только и было разговоров о том, как герцогиня Хамерфел вновь обрела второго сына. Даже Эрминия устала повторять историю снова и снова, хотя была горда вниманием, которое оказывалось ее вновь обретенному сыну, и настолько привязалась к Конну, что временами даже чувствовала себя неловко по отношению к Аластеру, который все эти годы был к ней так внимателен и всегда ее понимал.

Хотя в Тендаре всем было известно, что вдовствующая герцогиня не слишком любит устраивать званые вечера, к концу лета она дала небольшой бал, чтобы объявить об обручении Аластера с Флорией.

Весь этот день тяжелые облака спускались с холмов, и перед заходом солнца начался сильный ливень. Гости прибывали промокшими, поэтому пришлось разжечь большие камины, чтобы они обсохли, прежде чем накинуться на щедро приготовленные закуски и закружиться в танце — любимом развлечении на всех светских мероприятиях.

Но мокрая одежда ни в коей мере не подмочила дух этой церемонии. Аластер и Флория приветствовали гостей, а Конн находился рядом с матерью и чем мог помогал ей. Танцы уже были в самом разгаре, когда пришел Гейвин Деллерей. Он по-дружески обнял Аластера и, пользуясь привилегией родственника, поцеловал Флорию в щеку. Гейвин был плотный и крепкий юноша, одетый по последнему писку моды: шелковые панталоны до колен, чулки, камзол огненно-красного атласа. По воротнику рубашки поблескивали кровавые рубины. Волосы тоже были уложены по моде: вьющимися локонами на пробор. Они слабо походили на натуральные, а напоминали, скорее, тугой парик, с раскрашенными в радужные цвета прядями. Аластер посмотрел на него чуть ли не с завистью, он сам старался следовать моде, но до разряженного в пух Гейвина ему было далеко.