Саймон Браун - Наследство

— Как тебя зовут? — снова спросил маг, но прежде чем девочка успела ответить, из домика вышла ее мать, привлеченная шумом на улице. Когда мать увидела мага, она невольно попятилась назад, к дому.

— Я надеюсь, что моя дочь не сделала ничего такого, что могло бы вас обидеть, сэр? — спросила она жалобно.

Маг отрицательно покачал головой.

— Как ее зовут?

— Дженроза.

— Дженроза должна пойти со мной.

Несколько мгновений мать осмысливала его слова, потом на ее лице появилась улыбка.

— Это будет за вознаграждение, сэр?

Маг кивнул.

— Конечно. Вы будете получать ежегодное вознаграждение, как указано королевой. Как фамилия девочки?

— Мой муж умер, сэр, и потому девочка носит мою фамилию. Алукар.

Тут Дженроза попыталась отвлечься от воспоминаний и обратить внимание на пиво, однако все же подумала с некоторой горечью о том, что, кроме имени, мать ничего не смогла ей дать. Она сделает все возможное, чтобы только избежать возвращения к матери.

А что, если в своих занятиях ей опять придется столкнуться с противоречиями? Магия сама по себе представляет одно большое противоречие, это путь видения и манипулирования миром, который противоречит здравому смыслу и недоступен подавляющему большинству людей. Лишь немногим выпадает счастье при рождении получить способности и воспользоваться преимуществом этого противоречия, влиять на то, как образуются тучи, и падает дождь, на то, как металл плавится в печи, на то, как сбегает по холму вода, как вырастает урожай.

Или на то, как звезды влияют на все жизни обычных смертных, как затрудняют они жизненный путь. Может быть.

Дженроза покачала головой. Ей было известно, что все остальные теургии — Воздуха, Огня, Воды и Земли — владели истинно магическими знаниями, но ей самой еще предстояло открыть магию звезд. А пока она еще не познала ничего магического, что имело бы к ним отношение. Все, что она знала, она почерпнула собственных наблюдений, да еще расспрашивая моряков в тавернах вроде той, возле которой она сейчас сидела. Она знала, что если нос корабля развернуть так, чтобы он находился на одной линии со звездой Леуртас, последней в созвездии Кривой Волны, то можно в конце концов добраться до далеких льдов, лежащих на юге Тира; или, наоборот, если плыть прочь от этого созвездия, то в конце концов вы попадете на север в Междуморье, и рискуете разбиться о рифы или сесть на мель, которыми изобилуют воды вокруг Хаксуса. Ей было известно, что все созвездия располагаются вокруг основной точки — Леуртаса, двигаясь по небу в медленном и торжественном танце, и что если двигаться на север, то глазам откроются новые созвездия, а прежние пропадут из виду. А еще она, как и всякий другой из Теургии Звезд, знала, что не существовало такой формулы, или такого знака, с помощью которых можно было бы подчинить звезды человеческому желанию. Дженроза знала и о том, что в древности жили мудрецы, которые по расположению звезд могли предсказывать события, однако последний из них давным-давно умер, и теперь не было в живых никого, кто мог бы повторить их опыт, хотя многие члены теургии пытались это сделать.

Конечно, если бы появился кто-нибудь очень умный с развитым воображением — а как раз таким человеком был маг, набиравший учеников и нашедший Дженрозу в ее глухой деревне, — он мог бы претендовать на то, чтобы манипулировать звездами, или водой, или металлом именно таким образом, чтобы проверить подверженность стихий магическим силам, однако насколько Дженроза могла судить, в действительности звезды подчинялись только своим собственным законам. Она тяжело вздохнула и допила свое пиво. Несмотря на свои дурные предчувствия, если в конечном счете она хотела получить большую независимость, она должна была держать все сомнения при себе и соглашаться со всем, включая противоречия и выводы, все, что может дать ей теургия, и только в этом случае она сможет выжить.

Как Линан сказал сам себе позже, все проблемы были заключены в солнце. Точнее, в его позиции по отношению к солнцу. Когда он растянулся на земле, не заметив обманного выпада стражника, солнце било ему прямо в глаза.

Потому-то он и не увидел приближавшегося острия.

Линан ощутил внезапный резкий удар пониже впадины под горлом, и его голова вновь оказалась в пыли. Камаль так громко закричал:»Бей!», что его слышали наверное во всей Кендре, а не только во дворце.

Задыхаясь и проклиная весь белый свет, Линан слегка нетвердо поднялся на ноги и стал растирать то место, в которое получил удар деревянным копьем стражника. Он знал, что теперь там будет синяк, огромный, как хлебное блюдо после ужина, и что болеть этот синяк будет несколько дней.

Стражник помог Линану тверже встать на ноги, и юноша пробормотал какие-то слова благодарности.

Перед ним возник Камаль.

— Вам повезло, Ваше Высочество, что Джемма целился не выше, а иначе сюда уже спешил бы придворный доктор, чтобы привести в порядок ваше горло.

— Это мне повезло, что удар пришелся ниже, господин начальник, — великодушно произнес Джемма.

— Вздор. Ты просто слишком быстрый для него соперник. — Камаль взглянул на Линана. — Или он слишком медлителен для тебя. Так или иначе, принц проиграл схватку.

Интонация Камаля стала театрально-почтительной.

— Не желает ли Ваше Высочество сказать что-нибудь в свое оправдание?

— Ну, солнце… — начал Линан.

— Кроме того, что он упал в результате одного из самых старых трюков.

Линан залился краской.

— Нет, ничего.

Камаль кивнул.

— Ну что ж, в конце концов вы чему-то научились после этого поражения. Давайте посмотрим еще один раунд… — Камаль наклонился к самому уху Линана: — … И ради Бога, мальчик, на этот раз следите за вашими ногами.

Линан кивнул, поднял свой деревянный меч, Камаль отошел.

Стражник занес свое копье, и они продолжили свою тренировку.

В тени деревьев возле входа на арену стояли два человека, которым почтительно кланялись все, проходившие мимо, однако эти двое оставались незамеченными для пары бойцов, сражавшихся не более чем в сорока шагах от них.

Лорд Гален Амптра, сын герцога Холо Амптры, с неподдельным интересом наблюдал за робкими действиями Линана.

— Ваш сводный брат весьма успешно готовится к тому, чтобы во второй раз выставить себя на посмешище, — обратился он к своему кузену, принцу Берейме.

— Даже вам следовало бы признать, что он не лишен храбрости, — отозвался Берейма.

— Скорее, самонадеянности. Самонадеянности его отца, вышедшего из простонародья. — Гален глубоко вздохнул. — Он позорит нас всех. Кровь вашей матушки в его жилах сильно разбавлена другой кровью.

Берейма осторожно взглянул на Галена, но ничего не ответил.