Саймон Браун - Наследство

— Что-то около восьмидесяти человек.

— То есть, в точности ты сам не знаешь?

— Когда мы уходили, в деревне были три беременных женщины, — быстро нашлась Дженроза. — Так что сейчас в нашей деревне может оказаться уже восемьдесят три души.

Рохет повернулся к Линану.

— А где, по вашим словам, вы столкнулись с разбойниками?

— Мы этого не говорили, — ответил вместо принца Камаль. — Это случилось в двух днях пути до кромки леса.

Рохет понимающе наклонил голову.

— Ну хорошо, значит, в самом лесу на вас никто не нападал. Да этого и не могло случиться. Ведь, кроме нас, лесорубов, да еще наших семей в лесу никого нельзя встретить. Ваше появление просто удивительно. Этим путем к нам никто не приходил вот уже… сколько же лет, Белара? Года три, а может быть, четыре? В общем, очень давно. Конечно, никто не ходит через этот лес.

Ни один из беглецов не произнес ни слова, предоставляя Рохету продолжать свои расспросы.

— А видели ли вы в лесу кого-нибудь еще?

— Кого-нибудь еще? — переспросила Дженроза.

— Женщину, — уточнил хозяин, и было заметно, как напряглась его шея.

Линан сразу же вспомнил два зеленых глаза, смотревших на него из темноты, но ничего не сказал.

— Нет, больше мы никого не видели, — ответила Дженроза.

Рохет повертел головой, будто отгоняя назойливую муху.

— Значит, вы направляетесь к королевскому двору, чтобы поговорить с королем о податях? Ну что ж, в таком случае я желаю вам удачи.

— А велики ли у вас здесь подати? — спросил Камаль.

— Подати? У нас? — Рохет от души расхохотался. — Здесь вот уже лет сто не бывало сборщиков податей. Они не любят этот лес. Так что нам повезло.

Мужчины вернулись из леса со связками кроликов в руках, и теперь этих кроликов обернули листьями и зажарили на обед, а дополнением к ним послужили жареные орехи и темная подливка, приготовленная из грибов, которые в этот день удалось собрать Сибе. В подливку обмакивали кусочки свежего хлеба, который испекла Белара, а запивали все блюда из нескольких бутылей лесного меда.

Впервые со времени побега из Кендры Линан чувствовал себя спокойно и наслаждался этим спокойствием. Хозяева дома были внимательны и деликатны, а после нескольких кружек меда за столом стало весело и шумно. Однако во время еды были и некоторые странные моменты, когда лесные жители необъяснимым образом впадали в глубокую меланхолию, и казалось, что их жизни коснулась величайшая трагедия, воспоминания о которой стали неизгладимыми. По мере того, как сгущалась ночная тьма, приступы этой меланхолии становились более глубокими и частыми, и смех звучал принужденно. Беглецы начали чувствовать себя неловко и, поднимаясь из-за стола, начали извиняться за беспокойство и уже собирались покинуть гостеприимный дом.

— Но мы не можем позволить вам ночевать на улице, — запротестовал Рохет. — Здесь у нас достаточно просторно и для всех хватит места. Он описал рукой широкую дугу, показав, насколько просторна была их хижина, наполненная людьми.

— Очень много места, — настойчиво, но не очень уверенно повторил он.

— Все нормально, Рохет, — ответила Дженроза. — Мы привыкли спать на земле.

— Так не годится. Скажи им, Белара.

Его жена поднялась, точно через силу, и заговорила, понизив голос.

— Рохет прав. Мы не можем позволить гостям ночевать на улице, в то время как в нашем доме места больше чем достаточно.

— Ваше великодушие безгранично, — с благодарностью сказал хозяевам Эйджер.

Прошел еще час, в течение которого обитатели леса напились меда до состояния полузабытья. С трудом поднявшись из-за стола, они взяли на руки спавших детей и скрылись за шерстяной занавеской на спальной половине, оставив своих гостей располагаться возле очага со всеми удобствами.

Линан проснулся перед самым рассветом, не понимая, что могло его разбудить. Огонь в очаге догорел, теперь в нем виднелись несколько красных угольков. Воздух стал неприятно холодным. Принц поплотнее закутался в плащ и попытался снова заснуть, однако едва он успел слегка задремать, как услышал какой-то скрежет. Он сел, вглядываясь во мрак. Все остальные продолжали спать. Звук повторился, и Линан понял, что он шел снаружи. Кто-то царапал дверь, пытаясь попасть внутрь хижины.

Каким-то краешком сознания он удивился тому, что испытывал не страх, а любопытство. А что, если за дверью оказался бы медведь или волк? Нет, возразил он сам себе, это скребли не когти. Он сбросил плащ и поднялся на ноги, стараясь ни на кого нечаянно не наступить в темноте. Может быть, за дверью стоял кто-то из ребятишек, вышедший ночью по необходимости, и не мог попасть обратно в дом? Скрежет стал более настойчивым, почти неистовым, будто тот, кто царапал дверь, знал, что кто-то собирался ее открыть.

Линан протянул руку к деревянной дверной ручке и начал ее поворачивать.

— Нет! — раздался за его спиной свистящий шепот.

От неожиданности Линан едва не выпрыгнул из собственной кожи. Он быстро обернулся и увидел сидевшую возле очага Дженрозу, кутавшуюся в плащ.

— Не открывайте дверь, Линан, что вы делаете! — умоляюще прошептала она.

— А в чем дело? Может быть, кто-то из детей пытается попасть обратно… — Даже не договорив, он уже определенно знал, что никакого ребенка за дверью не было. Он отдернул руку от дверной ручки и отступил назад, по всему его телу пробежали мурашки.

Царапанье за дверью прекратилось. Еще несколько мгновений стояла тишина, а потом снаружи раздалось нечеловеческое завывание. Сперва оно было едва различимым, но постепенно становилось все громче и пронзительнее, пока не перешло в безумный крик, в котором ярость сливалась с ненавистью, и от которого все нервы Линана болезненно напряглись. Затем этот страшный крик поднялся вверх и стал удаляться от хижины, будто тот, кто издавал его, был существом крылатым и теперь летел над деревней по направлению к лесу. Спустя несколько секунд все снова стихло, и Линан осознал, что способен двигаться. Все его тело непроизвольно затряслось, точно в лихорадке, и только с помощью Дженрозы он смог опуститься в кресло. К этому времени в хижине уже никто не спал. Со спальной половины донеслось хныканье детей.

В общую комнату из-за ширмы вылетели Рохет и Венте с острыми боевыми топорами в руках, вслед за мужьями с тревогой на лицах появились Белара и Сибе, державшие на руках детей. В первые мгновения никто не мог произнести ни слова. Успокоив Миру, Белара положила девочку в колыбель, после чего согрела в кружке мед, приправленный травами, и подала его Линану. Тотчас же в двери кто-то с силой постучал, и прежде чем Линан с Дженрозой успели что-либо сказать, Эйджер отпер двери. На пороге возник широкоплечий дровосек, в руках сжимавший обоюдоострый боевой топор, как и Рохет и Венте.