Джулия Джонс - Ученик пекаря

В то время как Таул проходил свое двухлетнее обучение, Тирен стал главой ордена. Его предшественник Фаллсет умер загадочной смертью — его нашли мертвым в борделе на окраине Вальдиса. После столь позорной кончины рыцари решили избрать своим вождем человека высоконравственного, и выбор пал на Тирена.

Что же произошло в Вальдисе в отсутствие Таула? В начале своих странствий он с гордостью показывал всем свои кольца — и они открывали ему двери многих домов. В них видели эмблему чести, храбрости и веры — а теперь они стали позорным клеймом, которое следует прятать от чужих глаз.

Таул закатал рукав и выставил кольца напоказ. В них заключается весь смысл его жизни, и он не станет скрывать их из-за каких-то гнусных сплетен. Он устыдился своих сомнений. У рыцарей превыше всего ценится верность, и поверить хотя бы на миг в истинность порочащих орден слухов — значит изменить ордену.

Никто не задирал Таула, пока он шел по городу, — и к лучшему, ибо он так и рвался в драку. Злая участь постигла бы того, кто вздумал бы отпустить нелестное слово о кольцах Таула в это ясное утро.

В гостинице Таул с удивлением обнаружил, что Хват раз в жизни послушался его и все это время просидел в комнате.

— Чего ты так долго? — заныл было мальчик, но, увидев лицо рыцаря, притих и принялся укладывать пожитки.

Они зашли на конюшню и забрали своих скакунов. Выведя кобылу на дневной свет, Таул остался доволен своим выбором — это было гибкое, грациозное создание. Еще пуще он повеселел, увидев пони: тот оказался крепким и норовистым на вид, в жесткой, песочного цвета шерстке. Таул так и прыснул, глянув на негодующее лицо Хвата.

— Не поеду я на этом поганом муле.

— Уверяю вас, молодой человек, это вовсе не мул, — обиделся хозяин конюшни. — Это пони, выращенный в наших холмах, — славная рабочая лошадка.

— Он нам вполне подойдет. — Таул отсчитал хозяину семь золотых. — Сколько с меня причитается за седла и овес?

— Еще два золотых. — Торговец поскреб каждую из монет ножом, проверяя, не скрывается ли под золотом неблагородный металл. Таул знал, что тот запрашивает слишком много, но ему не хотелось торговаться. Он уплатил, и они с Хватом вышли со двора.

Таул потрепал свою лошадь по холке, давая ей время привыкнуть к нему. Хват последовал его примеру — и пони тут же его укусил.

— Ах ты скотина! Ну я тебе отплачу. — Хват задумался, приискивая достойную кару. — Знаешь, какое имечко я тебе за это подберу? Будешь у меня Пачкун.

— Не такое уж плохое имя, — заметил Таул, осматривая седло и сбрую.

— А ты не знаешь, кто такие пачкуны? Так называют тех, кто выискивает монеты и прочую поживу в уличной грязи. В Рорне «пачкун» — самое страшное оскорбление: ниже их никого нет.

— А мне имя нравится — думаю, и пони не будет против. — Таул уселся в седло.

— Ну а ты как свою назовешь?

— Придумай сам — у тебя это здорово получается.

— Лепесток. У меня раз была ручная крольчиха — я звал ее Лепесток, потому что она любила есть цветы. Цветочницы от нас прямо на стенку лезли.

— Лепесток так Лепесток. Ну, Хват, поехали. Я хочу сегодня покрыть хороший кусок дороги. — Взяв поводья, Таул заметил, что его кольца все еще на виду. Он подавил желание спрятать их, решив хотя бы сегодня не давать спуску никому, кто оскорбит рыцарей в его присутствии.

Мейбор снял с себя мокрую одежду и стоял, дрожа, перед огнем, пока слуга подавал сухое платье. Проделав длинный путь по скверной погоде, Мейбор озяб и устал. Он сердито прикрикнул на Крандла, подгоняя его, — предстояло еще много дел.

Одевшись, Мейбор вышел из своих комнат. Давно пора нанести визит Баралису — этот человек слишком долго испытывал его терпение. Он выжмет правду о своей дочери из этой хилой оболочки. Мейбор, однако, не собирался рисковать, зная, на что способен Баралис. К королевскому советнику он пойдет не один — и не даст Баралису случая превратить его, Мейбора, в головешку.

Он постучался к Кедраку и, не слыша ответа, вошел. Сын лежал в постели с женщиной.

— Да ты, Кедрак, даром времени не теряешь. Ведь и часу не прошло, как мы расстались. — Мейбор был доволен, что застал сына за таким занятием, — Кедрак, видно, унаследовал свой пыл от него.

— Что вам угодно, отец? — Кедрак, нимало не смутившись, продолжал ласкать девушку под одеялом.

— Я решился прямо спросить Баралиса о твоей сестре. Он знает, где она, а нам пора выяснить, что этот змей замышляет. Ты идешь?

Кедрак, голый, вскочил с постели и убежал в гардеробную. Пока он одевался, Мейбор разглядел девушку — это была не кто иная, как горничная госпожи Геллиарны.

— Тебя как звать, девочка? — Та, смущенная и напуганная, не отвечала. — Говори, не бойся.

— Лилли, — прошептала девушка.

— А что, Лилли, понравилось тебе спать с моим сыном? — спросил Мейбор, косясь на дверь гардеробной.

— Да, ваша милость, мне с ним было хорошо.

— Подумай, милая Лилли, если сын хорош, то насколько лучше отец?

Девушка, уловив намек, осмелела.

— Не пойму, о чем это вы, ваша милость? — прощебетала она, позволив покрывалу как бы нечаянно соскользнуть со своей груди, и тут же натянула его до подбородка, очаровательно зардевшись.

— Приходи ко мне через час после того, как стемнеет, и я тебе растолкую.

— Отец, — сказал, выходя, Кедрак, — разумнее было бы, пожалуй, взять с собой еще кого-то из людей.

Мейбор сделал вид, будто разглядывает скрещенные мечи на стене, а девушка юркнула под одеяло.

— Нет, мы пойдем одни. Возьми оружие.

Вскоре они остановились перед дверью Баралиса, испещренной странными знаками. Мейбор постучал в нее рукоятью своего меча. Дверь отворилась, и тень Кропа накрыла обоих посетителей.

— Где твой хозяин? Я требую встречи с ним. — Мейбора не мог смутить ни один слуга, каким бы огромным тот ни был.

— Лорда Баралиса видеть нельзя. — Слуга говорил так, будто затвердил наизусть, что надо отвечать, но не понимает своих слов.

— Если он у себя, я его увижу.

— Лорду Баралису нездоровится, и он никого не принимает.

— Ну, меня-то он примет! — Мейбор попытался пройти мимо Кропа, но это было все равно что попытаться пройти сквозь стену — Пропусти меня, живо!

— Пропусти его, Кроп. — За спиной у слуги возник сам Баралис. Его вид поразил Мейбора: слуга не лгал, говоря, что его хозяин болен. Баралис был бледен как привидение. Кедрак выступил вперед. — Нет, Мейбор, — с трудом выговорил Баралис, — мы будем говорить наедине или не будем вовсе.

Кедрак взглянул на отца, и Мейбор кивнул, сочтя, что Баралис вряд ли способен причинить ему вред в своем теперешнем состоянии.

Мейбор никогда еще не бывал у Баралиса, хотя, как и все, был наслышан о полных крови сосудах, заспиртованных мозгах и скелетах, — но тут ничего подобного не оказалось. Комната была уютна и обставлена, как сразу подметил искушенный глаз Мейбора, скромно, но дорого. Пол устилали синие шелковые ковры, стены украшали великолепные гобелены из Тулея, а мебель была изготовлена из ценнейшего тропического дерева.