Лэйна Джеймс - Колдовской камень

Как-то летней ночью, на втором году пребывания Гэйлона в стенах замка он внезапно проснулся. Его комната была темна, однако он почувствовал в ней присутствие энергии, которая могла принадлежать только Сезрану.

— Идем, — приказал маг, и Гэйлон, не говоря ни слова, натянул свои штаны и сандалии. Затем он вытянул вперед руку, и крошечная спальня озарилась ярким голубым светом его Камня — Камня, вставленного Сезраном в чудесное золотое кольцо. От двери донеслось сердитое ворчание волшебника:

— Какая все-таки бесполезная штука — эти ваши человеческие глаза.

С этими словами Сезран стал удаляться, и Гэйлон поспешил за ним.

Они вышли из замка. Снаружи теплый летний воздух сладко пах вереском и Ночными фиалками. На востоке карабкался на небо тонкий серпик луны, а многочисленные яркие звезды светили так, что можно было разглядеть, где кончаются холмы и начинается пустошь. Гэйлон шел за Сезраном по тропе, которая вела от замка к поросшим кустарниками берегам широкого пруда. У самой воды Сезран остановился. Жестом призвав Гэйлона к молчанию, он поднял голову и застыл, вглядываясь в темноту.

— Слушай! — приказал он.

Коротко остриженные волосы кольнули Гэйлона в шею, когда он поднял лицо и стал всматриваться и вслушиваться в ночное небо.

— Я ничего не слышу, — прошептал он сипло.

— Сядь, — Сезран уселся сам и наклонился к принцу. — Не двигайся.

Воспользуйся своим Камнем и слушай.

В голове Гэйлона немедленно возникла тысяча вопросов, но он справился с ними и промолчал. Эта внутренняя борьба, однако, взбудоражила его, и ему с трудом удалось снова успокоиться. Его Камень начал едва заметно светиться. Склонив голову, Гэйлон очистил свой разум от мыслей и прислушался.

Его сознание наполнилось множеством ночных звуков. Он услышал шорох травы, голос сверчка, скрип стеблей тростника, трущихся друг о дружку, песню лягушек и жаб. Поначалу этот шум раздражал его, тревожа неподвижный покой его существа, но очень скоро все переменилось.

Гэйлон стал различать узоры на поверхности этого потока звуков. Мелодия и ритм разделились, обрели свою цель и звучали, словно оркестр. Даже ветер, капризный и непостоянный, казалось, знал свою партию и исполнял ее строго и уверенно. Ни одно живое существо, ни один из элементов окружающей природы не вступал в общий хор вне порядка, определенного гармонией целого. Голоса насекомых и древесных квакш звучали а'капелла, а волна накатывалась на берег только в точно определенный момент. Как во время концерта, величественная музыка то звучала громче, то затихала, и Гэйлон без труда улавливал чутким ухом совершенные музыкальные фразы, фрагменты и части симфонии звуков. Он словно погружался в музыку, и она текла вокруг него могучим потоком, легко касаясь его тела.

Мелодия зазвучала быстрее, поднялась до волнующего крещендо и вдруг умолкла. Отсутствие звука было настолько абсолютным, что причиняло почти физическую боль. Гэйлон ощущал себя измученным и выжатым досуха, но на удивление спокойным и умиротворенным. Долгий вздох вырвался из его груди, и он поглядел на мага.

— Ты слышал это? — спросил принц и был неприятно поражен тем, как громко и хрипло прозвучал в тишине его голос.

Сезран не ответил. Где-то в траве неуверенно прозвенел голос одинокой цикады, который как бы приглашал остальных начать все сначала. Однако Сезран уже вставал, скрывая звезды складками своего плаща, и Гэйлон неохотно последовал за ним.

Рано утром в день своего тринадцатого дня рождения, без малого через три года после того, как они с Дэрином пришли в замок, Гэйлон стоял у западных дверей и наблюдал, как Тень Сьюардского замка движется по лужайке между стеной и берегом моря. Игра холодного осеннего солнца на зеленой траве пробудила в Гэйлоне горько-сладкие воспоминания о Каслкипе, расположенном далеко на севере. Там, наверное, трава уже пожелтела и жесткие стебли склоняются к земле, рассыпая созревшие семена, а воздух стал сухим и прохладным, без этого тяжелого запаха соли и гниющих на берегу водорослей. В том далеком замке одна девочка будет праздновать свой девятый день рождения?

Прислонившись спиной к потрескавшейся от непогоды деревянной двери, Гэйлон попытался справиться со своим унынием и тоской. Интересно, помнит ли о нем Джессмин?

Пронзительный писк боли заставил его обернуться в направлении той части газона, которая примыкала к стене замка. Какая-то злосчастная мышь случайно забрела в Тень стены и теперь носилась кругами по траве, спасаясь от какого-то невидимого врага. С каким-то болезненным интересом Гэйлон смотрел, как зверек подпрыгнул высоко в воздух и перевернулся через голову буквально в нескольких шагах от него. Он пожелал, чтобы мышь сумела подобраться поближе, надеясь на счастливую случайность, которая бы помогла ему спасти маленького грызуна. Его Камень замерцал в ответ, однако мышь была слишком напугана, чтобы расслышать зов Гэйлона.

Ему нужно было сделать один-единственный шаг, чтобы спасти зверька, всего один шаг за границу страшной Тени. Мышь издала последний жалобный писк и упала в траву, окровавленная и неподвижная. Луг снова стал спокойным и безмятежным, только слабый ветер слегка пригибал траву и раскачивал цветы. Гэйлон даже зажмурился от сознания собственной трусости. Один шаг в Тень наверняка не причинил бы ему никакого вреда, что бы там ни говорили Дэрин и Сезран.

Наконец юноша запер тяжелую дверь с помощью своего Камня и отправился по темным каменным коридорам разыскивать старого мага. В последнее время Сезран по большей части работал в верхних комнатах своего замка, точнее, в одной из них — темной и круглой, которая могла вращаться по его команде. Здесь он учил Гэйлона именам звезд, которые были видны сквозь дыру на крыше даже в дневное время. Сезран изобрел для своих наблюдений особое устройство — длинный металлический цилиндр, в торцах которого были укреплены куски толстого стекла. Сезран называл их выпуклыми и вогнутыми линзами, глядя через которые можно было увидеть отдаленные предметы совсем близко.

Гэйлон и раньше видел телескоп. Придворный лекарь отца Гиркан обладал таким прибором, который за большие деньги был куплен у какого-то народа, живущего по ту сторону Восточной пустыни. Однако эта труба лишь чуть-чуть увеличивала рябой лик луны. В телескоп же Сезрана можно было увидеть целые миры, которые вращались по орбитам вокруг солнца.

Именно в этой комнате для наблюдения за звездами Гэйлон научился искусству Сна. Под пристальным и внимательным контролем Сезрана Гэйлон исследовал бескрайние просторы Вселенной. Ему приходилось стоять в руинах, оставленных чужими цивилизациями, и мчаться на огненных гейзерах, выброшенных из недр пылающих звезд. Между всем прочим он еще раз посетил желтый мир странных танцоров, однако на то, чтобы увидеть все. Спящему не хватило бы и тысячи человеческих жизней. Кроме того, Спящий все равно оставался привязан к своему непрочному человеческому телу, и поэтому самой большой опасностью для него была потеря чувства реального времени, которая происходила с человеком сразу после того, как он погружался в Сон. Тем не менее Сезран при помощи своих грубых и подчас болезненных методов сумел приучить Гэйлона не терять контроль над собой.