Дэвид Дрейк - Повелитель Островов

Группа аристократов вместе со своим эскортом сгрудилась перед мачтой, где они меньше всего мешали команде и гребцам, суетившимся в кормовой части судна. Среди них четко выделялась фигура высокой светловолосой девушки, кутавшейся в зимний плащ.

— Прощай, Шарина! — кричал Гаррик, маша обеими руками над головой. — Счастливого пути!

Он обернулся к Кашелу и произнес:

— Не могу поверить, что Шарина уезжает. Кажется, все это происходит в каком-то другом мире.

Кашел не мог больше сдерживаться и начал рыдать в открытую. Он медленно опустился на колени, как падает бык, пораженный ножом в самое сердце. Пальцы юноши судорожно сомкнулись на посохе, только это удержало его от падения ничком.

— Кашел? — испугался Гаррик. — Кашел?

— Оставь меня одного, ладно? — прорычал юноша сквозь слезы. — О Дузи, я так люблю ее! Так люблю!

— Ты любишь Шарину? — потрясенно повторил Гаррик, и Кашел уловил недоверие в голосе друга. — А она знает об этом?

— Нет, никто не знает, — ответил тот. Как ни странно, ему стало легче: боль, высказанная вслух, слегка отступила от сердца. — Даже моя сестра…

Хотя как раз в этом Кашел не был уверен. Иногда Илна читала мысли раньше, чем они успевали сформироваться в его голове.

Он поднялся на ноги. Слезы все еще застилали глаза, но, по крайней мере нервная дрожь улеглась. Он снова, похоже, теперь уже в последний раз, протер глаза.

Гаррик деликатно старался не смотреть в его сторону.

— Со мной все в порядке, — пробормотал Кашел, искренне надеясь, что так оно и есть. Холодная пустота пришла на смену бурным эмоциям.

Корабль почти удалился от берега. Весла теперь работали вовсю. Они по очереди поднимались и опускались, наводя на мысль о движущейся сороконожке. Использовалось всего два ряда весел, так как остальные вышли из строя во время шторма, а восстановить их в Барке оказалось невозможно.

— Я и не предполагал, что люди могут испытывать подобные чувства… — задумчиво произнес Гаррик. Он молча шевелил губами, пытаясь подобрать подходящие слова. В конце концов отчаялся и махнул рукой.

— Как в твоих поэмах, да? — горько подсказал Кашел. — Может, в этом моя беда — я наслушался твоих стихов. А любовь просто непрошеная гостья. Она не для таких, как я.

Население Барки было слишком мало, а жизнь слишком на виду, чтобы дети вырастали, ничего не ведая об отношениях между мужчинами и женщинами. Когда какая-нибудь парочка ссорилась, вся деревня слышала, что они кричали друг другу. Жены, как кошки, вцеплялись в волосы соперницам. Мужчины до полусмерти дубасили конкурентов на грязных сельских дворах.

Но ничего удивительного здесь не было. Соседям случалось также ссориться из-за границ владений или пропавших овец. Гнев считался естественным проявлением чувств. Та же пустота, что заполнила Кашела после отъезда Шарины, напоминала разъедавшую душу проказу.

— Ну послушай, она же вернется обратно, — говорил Гаррик, стараясь сохранять бодрый тон. — Знаешь, в последние дни я чувствовал себя довольно странно. Вначале даже думал: это из-за яда морских демонов…

Он слегка похлопал себя по больному колену. Рана уже почти затянулась, хотя рубец еще оставался.

— …но теперь я боюсь: может, это какая-то лихорадка, и ты тоже подцепил ее?

— Она больше не вернется, — ровным голосом произнес Кашел. Он освободился от печали, взамен нее осталась опустошенность. — И я тоже уеду, Гаррик. Я просто не смогу остаться. Здесь все до конца моих дней будет напоминать о Шарине и ее бегстве.

— Уедешь? — переспросил Гаррик. — Но куда? Послушай, я не понимаю, почему бы Шарине не вернуться обратно. За последние дни столько всего произошло, у нас мозги совершенно сдвинулись. Думаю, дело именно в этом. Постепенно все наладится и встанет на свои места.

— Понятия не имею, куда я поеду и когда, — говорил, будто не слыша друга, Кашел. — Но точно знаю, что здесь не останусь.

Он через силу улыбнулся Гаррику.

— А прямо сейчас я собираюсь вернуться к своим овцам. Мне и так не следовало их оставлять, но уж больно хотелось посмотреть…

Гаррик собирался что-то сказать, но Кашел прервал его.

— Нет, — резко сказал он. — Я не нуждаюсь в компании. Не сегодня.

Он направился в сторону ближнего пастбища, где бродили овцы, лениво пощипывая траву. На полпути он остановился — бросить последний взгляд на море.

Трирема маячила уже на полпути к горизонту. Отдельные фигуры были неразличимы на палубе, но плащ Шарины по-прежнему выделялся ярким голубым пятном.

— Три румба 24на север, — воскликнул высокий молодой офицер, стоявший рядом с Шариной. Лента на его светлых волосах, как и кайма туники, была все того же ярко-алого цвета, выделяя его среди прочих моряков — обильно татуированных, с серьгами в ушах. — Это необходимо сделать, чтобы задействовать главный парус и дать передохнуть гребцам.

Когда корабль лег на курс, команда возвела капитанский мостик под защитой выгнутого ахтерштевня. Затем они построили на палубе легкий навес из лакированного дерева для Азеры и Медера. Он укрывал их от солнца и морских брызг, по крайней мере, при нынешней погоде.

Шарине это сооружение показалось чересчур тесным. В такой день она предпочитала находиться на свежем воздухе, поэтому с легким сердцем отклонила приглашение колдуна присоединиться к ним.

Вообще размеры триремы не располагали к прогулкам по палубе. Кровавые Орлы почти все собрались возле оружейного ящика, расположенного перед мачтой. Пожалуй, на выносной гребной платформе им было бы удобнее, но, будучи людьми сухопутными, они предпочитали держаться подальше от воды. Тем более что платформа, хоть и была выстлана досками, не имела ограждения.

— У нас полная команда, Кизута, — возразил капитан. — Если не придется грести слишком напряженно, люди будут отдыхать по очереди, сохраняя рабочее состояние. А сменить курс на три румба к северу — значит оказаться на три румба ближе к Тегме, чем хотелось бы. А сейчас ступай к кокпиту 25и проверь, держатся ли отремонтированные швы.

Шарина стояла совсем рядом со спорившими офицерами, но они не обращали на нее ни малейшего внимания. Очевидно, пассажиры не входили в сферу их профессиональных забот. Положение моряков на Орнифале — по крайней мере, в среде королевских чиновников — должно быть, очень низкое, подумала девушка.

А что же тогда говорить о статусе крестьян с Хафта? Да пребудет со мной добрый Пастырь. Да укажет мне путь Госпожа. Мне так одиноко…

Ноннус удобно расположился на носу судна. Он стоял, откинувшись на поручни и зацепившись одной ногой за ограждение. Освободившимися таким образом руками он подпирал голову. В этой комфортной позе отшельник озирал всю палубу. Встретив взгляд Шарины, слегка улыбнулся и кивнул ей.