Дэвид Дрейк - Удар судьбы

Полководец хитро улыбнулся.

— Подозреваю, что к этому времени всем парадом для Дамодары уже командует Нарсес.

Валентин улыбнулся тоже, у него получилась гримаса дружелюбного убийцы.

— Ты можешь поверить, насколько успешной оказалась атака? Знаешь ли — кавалерийская атака на лагерь малва, которую ты, вероятно, приказал устроить, даже хотя я никогда о ней не слышал, а все время находился рядом с тобой.

Велисарий сам улыбнулся.

— Это был прекрасный удар. Такой ослепительный, что ослепил даже мою память.

«И мою тоже, — вставил Эйд и сказал твердо: — Но я уверен: ты должен был приказать ее. И я абсолютно уверен, что атака оказалась потрясающе успешной».

— Убиты все главные шпионы Дамодары, — прошептал Валентин. Они находились возле шатра. — Злобные римляне перерезали им глотки. Очень аккуратно.

Теперь они заходили в шатер. Валентин отошел в сторону, и Велисарий широким шагом направился к низкому столику в центре.

Дамодара и Шанга приветственно кивнули. Дамодара улыбался, Шанга сидел напряженно и торжественно. Нарсес устроился далеко от стола и смотрел гневно. Но он тоже кивнул.

Грациозно, с приобретенной после практики в Индии легкостью Велисарий сел в позу лотоса на одной из подушек.

Он не видел оснований терять время на бессмысленную дипломатическую болтовню.

— Какова цель этих переговоров? — спросил он. Предложение, несмотря на всю резкость слов, было не столько требованием ответа, сколько простым вопросом. Он интересовался. — Не вижу, чтобы у нас имелись для обсуждения военные вопросы. — Он кивнул на Валентина. — Если только вы не изменили решение насчет его выкупа.

Дамодара рассмеялся. Велисарий продолжал.

— Так какова цель разговоров? Вы пытаетесь пробраться в Месопотамию, я пытаюсь вас остановить. Если быть точнее, то замедлить ваше продвижение. Вам удалось почти выгнать меня из Загроса — теперь мы не так уж далеко от заливных лугов, — но я удерживал вас много месяцев. Это дало время императору Хусрау, и моему военачальнику Агафию, чтобы собрать римские силы в Месопотамии.

Велисарий пожал плечами.

— Я намереваюсь продолжать делать то же самое, вы намереваетесь продолжать делать свое дело. Раньше или позже — вероятно раньше — я откажусь от усилий и отступлю в Пероз-Шапур. Может быть, Ктесифон. Может, еще куда-то. Тогда мы встретимся на открытом поле. Я представляю, что вы с нетерпением этого ждете. Но вы не получите удовольствия и не насладитесь процессом, когда пробьет час битвы. Это я могу вам обещать.

Дамодара покачал головой, продолжая улыбаться.

— Я просил этих переговоров не для обсуждения военных вопросов.

Все еще улыбаясь, на самом деле очень весело, он продолжил:

— И я ни на минуту не сомневаюсь, что ты обеспечишь нам такую же трудную жизнь на равнине, как ты делал в горах.

Шанга фыркнул, как фыркает человек, который слышит объявление другого о том, что солнце встает на востоке.

— Я настаивал на этих переговорах, Велисарий, просто потому, что хотел с тобой встретиться. Наконец после всех этих месяцев. И также…

Господин из малва колебался.

— А также потому, что я подумал: мы можем обсудить будущее. Далекое будущее, я имею в виду, а не следующее непосредственно за настоящим.

«Прямое попадание. Разве я не гений, Эйд?»

«Настоящий гений, определенно, — тут же пришел ответ. — Но я все равно не понимаю, как ты догадался».

Велисарий склонился вперед, готовясь обсуждать будущее.

«Потому что господин Дамодара — человек. Самый лучший человек среди малва, поскольку он — единственный, кто не мечтает стать богом. Да, он следует за богами малва. Но, думаю, он начинает задумываться, как его глиняные ступни выдержат этот марш».

— Господин Дамодара, — начал Велисарий.

Полководец протянул руку и начал расстегивать тунику. Под материей, в кожаном мешочке лежало и ждало будущее. Как тигр, спрятавшийся в засаде.

«Давай, Эйд».

В ответе не было неуверенности. Ни сомнения, ни удивления.

«Я прочищу им часы, — ментально сказал Эйд, а потом добавил: — Скорее, отполирую их циферблаты».

Велисарий протянул Эйда Дамодаре. Господин из малва протянул руку, но в последний миг отдернул ее. Частично его отказ основывался на простом автоматическом недоверии. Но только отчасти. Он не думал, что Велисарий собирается отравить его каким-то таинственным магическим кристаллом. Дамодара верил в глубине души, что Велисарий говорит правду о невероятном — камне? — который лежал у него на руке.

Нет, настоящая причина, по которой Дамодара не мог заставить себя взять камень, заключалась в том, что он наконец понял: он не хочет знать будущее. Он лучше будет сам создавать его. Может, плохо; может, вслепую; но своими руками. Пухлыми, непривлекательными руками. Ничем не напоминающими крепкие, сильные, мускулистые руки римского полководца или царя раджпутов. Но они были его руками, и он в них верил. Шанга даже не испытывал искушения.

— Я видел будущее, Велисарий, — заявил он торжественно. — Линк показал его мне. — Раджпут кивнул на Эйда. — А этот покажет мне что-то другое?

Велисарий покачал головой.

— Нет. Я уверен: будущее — если Линк и новые боги не изменят его, используя малва как свой инструмент, — будет точно такое, как Линк показал тебе. Место хаоса и беспорядка. Мир, где люди — больше не люди, а чудовища. Вселенная, где нет ничего чистого и все загрязнено.

Велисарий поднял руку и широко расставил пальцы. Эйд светился и блистал, как самый идеальный в мире драгоценный камень.

— Это тоже вещь из загрязнения. Чудовище. Разумное существо, созданное из болезни. Самой худшей болезни, которая когда-либо поражала Вселенную. И тем не менее…

Велисарий посмотрел вниз на Эйда.

— Разве он не красив? Он подобен алмазу, сотворенному из загнивающих отходов.

Велисарий закрыл пальцы. Мерцающий свет Эйда больше не освещал шатер. И римский полководец, наблюдая за лицами своих врагов, знал: он — не единственный, кому не достает великолепия.

Он повернулся к Дамодаре.

— У тебя есть дети? — Господин из малва кивнул.

— Трое. Два мальчика и девочка.

— Они родились идеально? Или они родились все в крови, с болью и потом твоей жены и твоим страхом?

Тень пробежала по лицу римлянина.

— У меня нет своих детей. Моя жена Антонина больше не может их иметь. В те дни, когда она была куртизанкой, после того, как она родила одного сына, ее порезал человек, который хотел стать ее сутенером.

Эта суровая правда, которая говорилась человеком о собственной жене, не казалась странной его врагам в шатре. Они знали историю — Нарсес поведал детали, до которых еще не докопалась шпионская сеть малва. Тем не менее они также знали, с такой же уверенностью, как о восходе солнца, что римлянина не волнуют ни стыд, ни штор. Не потому, что он не знает о прошлом своей жены, а просто потому, что оно его не волнует. Не больше, чем жемчуг в раковине волнуется о том, что получился из отходов.