Елизавета Дворецкая - Колодец старого волхва

— Это верно, — негромко, с протяжным вздохом подтвердил Явор. — Здесь жить неспокойно, да сытно.

— А ты сам-то откуда? — спросил его хозяин.

— Из дреговичей. Там такие есть места, что одни лягушки хорошо родятся, а люди вместо хлеба сосновую кору да коренья больше жуют. А в голодные годы целые роды вымирают.

Явор замолчал, вспомнив свой далекий, глухой и болотистый родной край, само имя которого пошло от слова «дрягва» — «болото». Тринадцать лет назад воевода Ратибор со своей дружиной во время сбора дани заблудился и наехал на тихий, вымерший поселок. Взять дань здесь киевский воевода и не надеялся, он уже знал, что в этих местах выдалось очень холодное и дождливое лето, все посевы вымокли, ягоды и грибы не росли от холода, жители перебивались кое-как, а в некоторых поселках прошла черная болезнь, унесшая в могилу десятки ослабленных голодом людей. Ратибор хотел скорее выбраться отсюда и молил богов не дать его кметям подхватить заразу, а тут еще леший попутал — тропа растаяла в болоте, и Ратибор проклинал лесную нечисть, погоняя уставшего и по брюхо грязного коня, когда один из его кметей учуял в лесном воздухе слабый запах дыма. Вскоре деревья расступились, и показалось с десяток серых избушек под дерновыми крышами. Из крохотного окошка крайней избы ползла темная струйка дыма. Даже собаки не лаяли на чужаков — здесь не было собак. Ратибор с дружиной ехал по улочке, и над каждыми воротами видел засохшую ветку можжевельника, призванную загородить дорогу смерти и не сумевшую этого сделать. Во всем поселке нашлось всего несколько взрослых, не взятых повальной болезнью, и десятилетний мальчик, уже оставшийся круглым сиротой, — тощий, как ободранная липка, грязный, хворый от сосновой коры и желудей. Он взялся вывести воеводу с дружиной на тропу, а потом вцепился в стремя и взмолился взять его с собой, в теплые изобильные земли, к богатому и щедрому князю. Ратибор сперва хотел отпихнуть его — куда его тащить, он и так чуть жив! — но потом вспомнил своего сына Ведислава, ровесника дреговическому найденышу, и не смог отказать. Конь, на которого мальчишку посадили позади седла, даже не заметил прибавившейся тяжести, но найденыш так крепко держался за пояс везшего его гридя, что тот прозвал его Клещом. На киевском дворе Ратибора юный дрегович скоро откормился, с годами вытянулся в ладного и сноровистого парня, не уступавшего силой и ловкостью Ведиславу. Когда им сравнялось по двенадцать лет, Ратибор сам опоясал найденыша мечом и дал новое имя — Явор. И если бы не жребий, отобравший для белгородской дружины часть его гридей, Ратибор и теперь не расстался бы с ним.

Медвянка не сводила глаз с лица Явора, словно старалась прочитать воспоминания, вдруг нахлынувшие на него переменчивой чередой. Еще вчера она и не задумывалась, откуда он да какого рода, а теперь ей все хотелось о нем знать и она ждала, не расскажет ли он о себе что-нибудь еще. В полутьме хатки на лице Явора лежали тени, и Медвянка вдруг осознала, будто впервые разглядела: а ведь если бы не нос, то Явор был бы и красивым. Где же раньше были ее глаза?

Ее взгляд пробудил Явора, и он обратился к хозяину:

— Зато и печенегов там в глаза не видали. А вы-то этой весной не видали их?

— Миловали покуда боги! — в один голос воскликнул старик и обе его старухи. — Покуда не видели, сохраните нас, Перуне и Велесе!

— Давеча проезжал Васильевский дозор, говорили, и у них тихо, — продолжал старик. — Да мы теперь колам колеса смазали — коли князь ушел в поход с большой дружиной, так всякий час надо беды ждать. Вы уж нас не позабудьте, упредите, ежели что…

Передохнув, белгородцы отправились дальше. Явор вел отряд по гребням оврагов, по высоким местам, откуда хорошо были видны окрестности. Негромко посвистывая, он поглядывал по сторонам и почти не разговаривал с Медвянкой. Близка была печенежская степь, и мысли о деле властно вытесняли все прочее. По мере приближения к опасным местам внутри у Явора как будто сжимался кулак: его зрение, слух, обоняние обострялись, все внимание сосредотачивалось на поисках опасности. Он стал похож на волка, чутко и целеустремленно ищущего добычу.

Путь дозорного отряда лежал вдоль длинной гряды земляных валов, протянувшейся между реками Рупиной и Стугной и защищавшей Киевщину с юго-запада. Валы были укреплены внутри дубовыми бревенчатыми срубами, верхние венцы которых выступали над земляной насыпью. У подножия валов с обеих сторон тянулись глубокие рвы. Высокая, крутая стена отгораживала землю, занятую славянскими поселениями и посевами, от дикой степи, где пасли свои многочисленные стада печенеги. Ни конница, ни тем более стада не могли одолеть эту преграду, а ворота в ней имелись только через сторожевые города, — чтобы пройти за валы, нужно было взять один из них. Иногда печенеги устраивали тайком проломы в линии валов, но княжеские дозоры, постоянно ездившие вдоль всей линии, быстро обнаруживали повреждения и привозили работников поправлять валы. Этой повинностью было обложено все ближайшее сельское население и жители сторожевых городов. Степняков, вторгшихся в русские пределы, отлавливали и продавали в холопы. По уговору с печенежскими ханами, кочевники не имели права ходить сюда, топтать поля и захватывать пастбища.

пели кощунники, вспоминая походы и договоры со степняками князева дядьки Добрыни Малкича, чему шел уже второй десяток лет. Но степняки не очень-то старались соблюдать договор, заключенный с ханом за подарки, которые получил только он со своими приближенными. А то и сам хан, решив, что подарков было мало, возглавлял большой набег — тогда на башне Витичева над днепровским бродом загорался тревожный костер, люди спасались под защиту городских стен, а князь и воеводы поднимали свои дружины.

Впервые увидев степные укрепления, Медвянка удивилась, вытянула шею, стараясь разглядеть получше. Устроенные человеческими руками валы слишком заметно выделялись среди безлюдной степи, внушали впечатление чего-то особенного и значительного.

— Что это? — спросила она, обернувшись к Явору.

— Это, краса моя, Змиевы валы, — пояснил Явор. — Как же ты не знаешь — ведь твой же отец родной их городил!

Медвянка только повела плечами — отцовские рассказы о путешествиях и трудах его юности она слушала не слишком внимательно. И Явор продолжал:

— Здешние люди говорят, что сам Сварог-Отец Змея Горыныча в плуг запряг да поперек степи на нем пропахал, чтоб всю землю разделить надвое и каждому своей частью владеть. А за валы, по их уговору, Змей ходить не должен. А то, говорят, с давних времен повадился он в здешние земли летать, города да веси разорять и дань требовал красными девушками. Вот вроде тебя.