Елизавета Дворецкая - Колодец старого волхва

— Мы-то знаем, — значительно ответил Борята. — Мы с ними и раньше торговали, и с Родоманом самим, и с сынами его встречалися. Печенеги хоть и дикий народ, а купцов уважают, понимают — на торговле державы стоят.

— А чего же вы к нам в город кинулись, коли вам от них беды не ждать?

— В городе-то сохраннее, мы ведь не горшки печные везем, у нас товар дорогой! Ладно, что сделалось, того не переменишь, а вот что дальше будет, то в наших руках.

— Стало быть, думаете по прежнему знакомству ханского сына уговорить от Белгорода отступиться? Да как же? Ему тоже Белгород охота пограбить, он за тем и пришел.

Добыча быстро соображал там, где дело касалось его чести и выгоды, но сейчас с трудом мог взять в толк, о чем говорят купцы. Как и все в Белгороде, он видел в печенегах врагов и не мог вообразить, как можно с ними сговариваться.

— За ханом — орда, хан без добычи или без большой дани не уйдет. А сына ханского можно и подешевле уломать, — как опытный взрослый несмышленого ребенка, наставлял его Борята. Торговый человек привык думать, что любое дело можно проделать к своей выгоде, если взяться за него с умом. — У нас есть кое-что, что ему по нраву придется…

— Так ведь он чуть жив лежит! Может, помер уже.

— Не помер! — уверенно возразил Ярун. — Печенеги — племя живучее, от таких ран не помирают.

— Да он теперь зол на нас — может, Явор его на всю жизнь изувечил. Не захочет он и говорить, а сразу велит головы срубить или еще похуже что.

Не в силах так сразу принять подобную мысль, Добыча выкладывал все возражения, которые только приходили ему в голову. Он всегда не доверял чужакам, а черниговцы замыслили совсем уж безумное дело!

— Не велит! — с той же уверенностью ответил Ярун и растянул рот в хитрой усмешке. — Мы слово такое знаем заветное, с ним все сбудется по-нашему.

Оба купца испытующе смотрели на Добычу. Замочник сообразил, что такими замыслами не делятся с кем попало. Разговор этот с ним, видно, завели неспроста. Перестав задавать вопросы и возражать, он выжидающе смотрел на Боряту, готовясь сразу от всего отказаться.

Борята понял его ожидание и заговорил дальше.

— Столковаться с ихним княжичем мы сумеем, да вот задача — как к нему попасть? — Он помолчал несколько мгновений, но Добыча молчал тоже, и купец продолжал: — Говорят, есть в Белгороде ходы подземные за стены на вольную волю.

— Как не быть? — подхватил Ярун. — Во всяком городе есть!

— Во всяком городе есть, да не всякий их ведает, — неспешно говорил дальше Борята. — Уж не ведаешь ли их ты, человече? Ты в Белгороде первый замочник, уж не ты ли для тех дверей замки ковал?

Он упер в Добычу проницательный и значительный взгляд, и Добыча понял: вот оно, ради чего купцы пришли к нему и завели этот темный разговор.

«Господи, воздвигни силу Твою и прииди во еже спасти ны», — вспомнилось Добыче. Уж не Бог ли Иисус послал сюда этих купцов, чтобы помочь Белгороду избавиться от орды?

— Я ковал, — помедлив, согласился Добыча. Он еще не решил, как поступить, но был смутно доволен, что в таком важном деле ему придано немало веса. — Мои замки на них. Неужто правда хотите к печенегам идти рядиться?

— А чем худо? — живо ответил Ярун. — Мы сына ханского подарками порадуем, а он отца сговорит орду увести на Киев, — весь бы Белгород нам поклонился, кабы знал. А нам своих голов и товара жаль. Мы не белгородские, нам здесь пропадать неохота.

— Да как мне знать, что вы тем ходом печенегов сюда не приведете? — Теперь уже Добыча пристально заглянул в глаза тому и другому гостю. Внезапно пришедшая мысль обеспокоила его. — Вы не наши, вам нас и города нашего не жаль.

— Вот те крест! — Борята важно и привычно перекрестился. — Пусть мне Иисус Христос и Велес-бог будут послухами — таких замыслов не имеем.

— Не передо мной божитесь! — сказал Добыча и нахмурился. Слишком тяжелая ответственность внезапно свалилась на него. Кто он, воевода или волхв, чтобы решать за весь город такие важные и опасные дела? И все же он решил сказать то, что знал, — решимость и уверенность купцов поборола его удивление и недоверие. — Ежели идти к печенегам, то еще кое-кому надо поклониться… Бискупу Никите! Ход-то где начинается — в церкве! А от церквы у меня ключей нету, Никита замок в Киеве покупал. Да и не знаю я, где там ход, там у него попробуй чего найди в темени да за решетками…

— С бискупом мы сговоримся! — Борята тихо засмеялся, хитро щурясь. Он уже был доволен тем, что узнал, а последнее препятствие — епископ — представлялось ему вовсе ничтожным. — Никите-то больше всех надо, чтоб орда без битвы поднялась да ушла. Сам говоришь — по его молитве! Бискуп-то хотел ведуна посрамить, а вышло, что вроде ведун его посрамил. Обещал он милость Господню, да где ее взять? Вот явит Господь чудо, Никита больше всех будет рад. А то люд белгородский некрепок в Христовой вере, а после такого чуда враз укрепится! Ведуна тогда бы взашей из города погнали. Пустит нас Никита к ходу, со всей радостью пустит, да еще из своих скотниц к нашим подаркам свои добавит.

— Ступайте к Никите! — сказал Добыча, торопясь скорее отделаться от гостей и поразмыслить в тишине. — А я пока за ключ возьмусь.

— Скоро ли сделаешь?

— Как Сварог даст… Сделаю — скажу.

— Ну, делай. Пару дней-то можно повременить, покуда ханский сын отлежится, а там медлить больше нечего. Того гляди голод начнется. Сам ведь, поди, не хочешь, чтобы голь перекатная в твоем погребе шарила, — напоследок пригрозил Борята.

Провожая купцов, Добыча был немногословен и хмур. Даже его тщеславие не могло преодолеть осторожности. Добыче было тревожно, словно он сунулся на ночь глядя в дремучий волчий лес искать заблудшую корову, — и скотину не воротишь, и сам пропадешь. Но и остаться в стороне ему не хотелось — а вдруг и правда этих купцов Бог послал? Да и Белгород жалко — других путей к спасению от долгой голодной осады замочник не видел. Он был даже рад, что подземный ход начинается в церкви и последнее слово остается за епископом. Если служитель Божий согласится, то простому замочнику можно не тревожиться. Но Добыча все равно тревожился.

Покрепче закрыв ворота за гостями, Добыча вернулся в дом и прошел в ту половину, где лежал Галченя. Живулю он послал в кузню, велев позвать к нему Радчу, а сам отпер один из стоявших здесь больших ларей и принялся перебирать глиняные пластинки с отпечатками разных ключей к замкам, которые ему приходилось ковать. Такие отпечатки он оставлял у себя от всех больших замков, которые было бы трудно сломать, если вдруг потеряется ключ. На каждой пластинке одному Добыче понятным значком или несколькими буквами было отмечено, от какого замка этот ключ.

Перебирая эти свидетельства своего мастерства и редкого уменья — грамоты! — Добыча даже повеселел и почти поверил, что затея может удаться. Да и не самая трудная часть ему досталась — не он ведь пойдет в печенежский стан! Зато сколько чести, если благодаря его ключу город будет избавлен от осады!