Елизавета Дворецкая - Золотой сокол

Кривуша мчалась в глубину леса, но Зимобор хорошо видел впереди ее белую рубаху и не боялся отстать. Сопение и топот двоих соперников слышались совсем рядом за спиной; обернувшись, он легко опрокинул и одного, и другого и раскидал их в разные стороны раньше, чем они что-то сообразили. Они не видели его: их опрокинуло нечто, пустота, лесная тьма. Слыша за спиной их недоумевающие крики, Зимобор снова устремился за Кривушей.

Вскоре она замедлила бег, потом вовсе остановилась и стала прислушиваться. Все суета и крики остались позади, вокруг был только шум леса. «Слишком быстро бежала!» — с насмешкой подумал он. Слишком быстроногие девицы на Ярилиных празднествах остаются одни, и на лице Кривуши действительно промелькнуло что-то вроде досады.

Зимобор осторожно обошел ее, приблизился сзади на расстояние вытянутой руки и осторожно шепнул:

— Постой, красавица, не беги от меня!

Кривуша быстро обернулась, настороженно обшаривая взглядом темный куст, но никого, конечно, не увидела. Девушка растерянно завертела головой, а Зимобор снова обошел ее, чтобы оказаться за спиной.

— Кто здесь? — хрипло подала, наконец, голос Кривуша. — Ты где?

— Я здесь, — шепнул Зимобор, надеясь, что она не узнает его голос.

— Я тебя не вижу.

— И не увидишь, пока не покажусь.

— Кто ты?

Но незаметно было, чтобы Кривуша испугалась, как испугалась бы всякая девушка, обнаружив, что с ней говорит кто-то невидимый. В этом мире были свои порядки, и невидимый собеседник в лесу был еще не поводом, чтобы кричать и бежать без оглядки.

— Тот, кто за твоей любовью пришел, красавица! — шепнул Зимобор, стараясь, чтобы его голос звучал обольстительнее.

Сердце его билось от волнения, как будто он и правда хотел добиться Кривушиной любви. На ее лице было настороженное любопытство и ожидание, тоже волнение, глаза под опущенными цветочными головками венка блестели, и она все время оглядывалась, надеясь все-таки поймать хоть краешек тени ускользающего собеседника. Было время, когда она вот так же бегала по Девичьей роще там, в настоящем мире...

— Покажись! — потребовала она.

— Очень ты быстрая! — поддразнивая, ответил Зимобор. — Всякой я не стану показываться.

— А кому же покажешься?

— Только такой, которая меня больше всего любить будет.

— А как же я тебя полюблю, если не увижу? — Кривуша лукаво улыбнулась.

Она не знала, куда смотреть, поэтому прислонилась к березе и кокетливо теребила конец косы, иногда бросая невидящий взгляд в пространство. Она была так похожа на обычную живую девушку, но в глазах ее мерцал синеватый огонек, навевая холодную жуть и напоминая, что это — существо, лишь внешне схожее с живым.

— Сначала скажи мне, не любишь ли ты другого кого-нибудь? — продолжал Зимобор, снова переместившись и опять оказавшись у нее за спиной.

Теперь он был совсем близко и говорил ей почти в ухо, но она не тревожилась и не пыталась отодвинуться. От нее не веяло теплом, она была холодна, как дерево, к которому прислонялась, как земля, на которой стояла.

— Кого же другого мне полюбить? — Кривуша игриво пожала плечом. — У нас и хороших парней-то нет.

— У нас нет, — согласился Зимобор, — а... там ?

— Где? — Кривуша опять обернулась, пытаясь его увидеть, и в лице ее показалась настороженность.

— Там, куда ты ходишь, — шепнул он ей в ухо. — Ведь ты ходишь туда, за Межу?

— Ну и хожу! — Кривуша с досадой дернула плечом.

— Зачем? — настойчиво допытывался ее невидимый собеседник. — Или там остался кто-то, кого ты любишь?

— Чтоб осина горькая его полюбила! — с яростью ответила Кривуша, но в ее светящихся глазах промелькнула боль, и у Зимобора сжалось сердце. Если можно любить за могилой, то она продолжала любить Горденю, но любовь мертвеца или ненависть одинаково губительны для живых. — Со света его сживу, проклятого! Не ходить ему по земле, не радоваться моей жизни загубленной! Приведу его сюда, хоть чего бы мне это стоило! Будет и он здесь, где солнце не светит, роса не ложится! Будет мой навсегда — не там, так хоть здесь!

— Как же он пойдет — ты же его ног лишила, он встать не может?

— В могилу без ног ходят! — Кривуша засмеялась, показав тесно сидящие мелковатые зубы, и вдруг лицо ее изменилось: — А ты откуда знаешь?

Она вдруг выбросила руку вперед и наугад вцепилась в рубаху Зимобора. И вскрикнула: для ее рук тепло живого тела было и нестерпимо горячим, и болезненным, и желанным. Зимобор рванулся назад, но из ее цепких пальцев было невозможно вырваться; Кривуша закричала, не помня себя от испуга и ярости.

Не пытаясь освободиться, Зимобор быстро сорвал с шеи мешочек с плакун-травой и ловко набросил шнурок на шею Кривуше.

Она разом оборвала крик и застыла, все еще держа его за рубаху, но не шевелясь. Лицо ее помертвело, потом вдруг дико исказилось, из груди вырвался такой неистовый вопль, что у Зимобора заложило уши и он невольно зажмурился. Весь мир резко и гулко содрогнулся, подпрыгнул, рухнул в Бездну; все внутри сжалось и похолодело, за горло схватила дурнота. Казалось, весь мир вывернулся наизнанку и само его тело тоже. Зимобор открыл глаза, стараясь уцепиться за дерево, но дерева под рукой не оказалось.

Зато на него буквально обрушился прохладный и влажный ночной воздух, сверху мигнули привычные звезды, и всем существом он ощутил, что снова находится в своем, живом мире. И здесь было почти светло: ночь прошла, и только тень деревьев заслоняла от глаз предрассветное светлое небо. Ноги стояли непрочно и вязли в чем-то мокром, кисловато пахло болотом.

Но не успел он сообразить, что все это значит, как что-то мохнатое и темное бросилось на него. Возле самого лица лязгнули зубы, и спасла его только многолетняя выучка, которая заставляет тело двигаться гораздо быстрее и вернее, чем может сообразить голова. Отскочив, Зимобор обнаружил в двух шагах от себя лежащего на земле волка. Барахтаясь, не находя прочной опоры среди мягких моховых кочек и холодных лужиц болотной воды, волк пытался встать. Ничего еще не понимая, Зимобор выхватил меч и в тот самый миг, как зверь снова повернулся к нему и приготовился прыгнуть, сам прыгнул навстречу и ударил клинком по шее.

Морда зверя ткнулась в мох, по шерсти наземь потекла черная кровь. И при виде крови Зимобор сообразил, что нужно делать. Многолетняя привычка требовала первым делом вытереть клинок, но сейчас была необходимость важнее, чем даже сохранность его дорогого булатного меча. Одной рукой приподняв рукоять, другой он провел по лезвию краем подола своей нижней рубахи, надрезал, оторвал длинный широкий лоскут, быстро протер клинок, снова поднял глаза. Волка перед ним больше не было. На зеленом мху лежало человеческое тело с лужей крови возле шеи. Голова, почти отделенная от тела, лежала затылком вверх, но он сразу узнал Кривушу — ее толстую темно-русую косу, невысокий рост и сгорбленные плечи. Зимобор погрузил оторванный лоскут в лужу крови, стараясь, чтобы дрожащие пальцы не коснулись ее: кровь оборотня прожжет до костей. Намокший лоскут стал холодным. Да, ее кровь была холодной. Холоднее этой болотной воды...