Пола Волски - Наваждение – книга 2

Через несколько минут они спустились в холл. Три девушки все как одна оделись тепло и просто – темные шерстяные платья и плотные плащи с капюшоном. Карт тащила саквояж Аврелии и сумку со своими вещами. Саквояж с притихшим Принцем во Пухом Элистэ несла сама. Цераленн царственно сошла с лестницы и вывела их на улицу.

Морозный полуночный воздух обжигал холодом, проникал под одежду. Элистэ поежилась, когда в лицо ей дохнул зимний ветер с примесью чадного дыма. На черном небе без единого облачка мерцали звезды, однако луны, к счастью, не было – к счастью, ибо гниды Нану, как известно, предпочитали свет. В случае чего они могли летать и при луне, при свете ламп, даже при звездах, но день, несомненно, им нравился больше. Запястье Элистэ все еще побаливало от укуса этой твари. Она украдкой огляделась, но не заметила золотых отблесков. Освещенная фонарями спокойная улица с деревьями по обеим сторонам, застывшая кремово-желтая анфилада домов – знакомый, хотя, по нынешним временам, и обманчивый вид. Элистэ тряхнула головой. Даже в эту минуту, когда они в прямом смысле бежали от смерти, она все еще не могла поверить в реальность происходящего. Шеррин казался по-прежнему прекрасным, по-прежнему безмятежным, почти таким, как всегда. Облик его дышал все той же роскошью, богатством, упорядоченностью и благолепием, сулил всевозможные радости и удовольствия. Неужели насилие могло править бал в царстве такого порядка? А может, это всего лишь страшный сон, от которого давно пора пробудиться?

Но двери многих зданий на тихой улице были забиты досками и опечатаны алым ромбом – знаком конфискации по решению Конгресса, и это подтверждало безумие происходящего. У Элистэ заслезились глаза от порыва леденящего ветра, когда она в последний раз оглянулась на дом. Карт тихонько всхлипывала. Цераленн была выше подобных сантиментов. Ни разу не оглянувшись, она увлекла за собой молодых подопечных – впереди, в двух сотнях ярдов, их дожидался фиакр. Они забрались в экипаж и кое-как расселись. Цераленн сказала вознице, куда ехать, и фиакр покатил по проспекту Парабо.

Дорога была знакома Элистэ: богатыми и бедными кварталами, мимо «Гробницы», чьи высокие башни устрашающе вздымались в небо своими черными силуэтами, по старому Винкулийскому мосту, через Набережный рынок, закрытый на ночь, благо и торговцы, и покупатели равно предаются сну. Они прокатили мимо запертых лавок, мимо мертвых прилавков и складов, пересекли Торговую площадь, безлюдную, если не считать усиленного патруля жандармов, при виде которых Элистэ забилась в угол, словно преступница. Но жандармы не обратили на фиакр никакого внимания, и тот, проскочив площадь, углубился в район таверн, дешевых харчевен и ломбардов. Вскорости он остановился – приехали, куда было сказано. Цераленн расплатилась с возницей, и беглянки высадились у водоколонки на улице Дамского Башмачка, в том самом месте, где слуги и мойщики посуды из работающих круглые сутки харчевен собираются, дабы выкурить длинные глиняные трубки, посплетничать и вообще провести время в свое удовольствие. Даже в столь поздний час зимней ночи с полдюжины представителей этого племени теснились вокруг костра, в котором желтым пламенем полыхал собранный на улице мусор. Когда дамы вышли из фиакра, разговоры умолкли, и мужчины откровенно, во все глаза, уставились на женщин.

Элистэ доводилось прежде бывать в этом округе, но она ни разу не покидала кареты. И вот теперь, выйдя из экипажа, который как-никак ограждал и укрывал ее в своем лакированном коробе, девушка очутилась во внезапно изменившемся мире – куда более реальном и грубом, чем она могла предполагать. Ее раздражали и грязь, и убожество, и дым, и вонь, исходящая от сбившихся в кучку простолюдинов; равноправие демократии, но лучше бы взирать на все это со стороны. Ее спутницы, несомненно, придерживались того же мнения. Кэрт поеживалась, а Аврелия прижала к носику надушенный платочек. Но Цераленн, как всегда, невозмутимая, извлекла из бумажника карту города, поднесла к глазам, кивнула, повернулась и пошла по улице Дамского Башмачка; три ее спутницы, спотыкаясь, поспешили следом.

Дойдя до Проклятого проулка, они свернули налево, потом еще раз налево – в безымянный тупик, где под навесами парадных дверей скорчившись спали укутанные в тряпье бродяги. Потом еще и еще раз, и Элистэ вконец запуталась. Тот мир, что она знала, канул в небытие и она совсем растерялась; лишь равномерный стук о булыжник бабушкиной палки из слоновой кости подсказывал ей дорогу. К счастью, Цераленн шла уверенно, и ровное постукивание ее трости вселяло надежду. Она остановилась всего два раза свериться с картой при свете уличного фонаря; во второй раз к ней подлетела одна из вездесущих гнид, которую Цераленн, не глядя, прихлопнула саквояжем, после чего отправилась дальше. Когда саквояж стукнул о стену, он издал звук, который ни с чем нельзя спутать: то был звон драгоценных камней. Да, Цераленн решила взять с собой знаменитую коллекцию драгоценностей; и вот она бесстрашно – безоружная и беззащитная – шествовала по улочкам одного из самых преступных районов Шеррина с сокровищем, которого хватило бы, чтобы дважды выкупить у каналий жизнь покойного монарха. «Бабушка, – подумала Элистэ, – как всегда остается верна себе».

Они шли уже около часа, Элистэ устала, ее охватили недобрые предчувствия. Плечи и руки ломило – она не привыкла разгуливать с тяжелым саквояжем. Несмотря на теплый плащ и капюшон, она вся дрожала от холода. Ее спутницам было не легче: Кэрт горбилась под двойной ношей, а Аврелия, вопреки всем уговорам надевшая туфельки на высоком каблучке, уже начала прихрамывать. Но усталость и неудобства все же мучили их не так сильно, как страх. Они столько времени проплутали по спящим улицам и проулкам, где за каждым углом их мог перехватить патруль народогвардейцев, но так и не дошли до искомого убежища, которое уже начинало казаться мифическим. У Элистэ невольно возникло сомнение: что, если Цераленн, при всей ее самоуверенности, сбилась с пути и ведет их совсем не туда? Она долго сдерживалась, и наконец, когда они укрылись, чтобы передохнуть, в тени глубокого портала, не выдержала и спросила – тихо-тихо, чтобы услышала только бабушка:

– Может, мы заблудились?

– Ни в коем случае, внучка, – ответила Цераленн, и не подумав понизить голос. – Меня удивляет твое малодушие. Или ты хочешь напугать служанку?

– Но куда мы идем?

– К мастеру Ксувье, чей белый дом с черными балками стоит у подножия холма на Подгорной улице рядом с меньшей из двух водоколонок. Именно так мне и описал его Мерей – ведь на этой улице, насколько я понимаю, дома не имеют номеров.