Дэвид Геммел - Яростный клинок

Рядом появился Бануин. Маленький купец был одет в тяжелый овчинный плащ и нес в руках каравай сырного хлеба. Оторвав кусок, он протянул его Конну. Тот покачал головой.

— Лучше есть. Иначе тебя всю дорогу будет выворачивать наизнанку, — сказал Бануин.

Коннавар неохотно взял хлеб и откусил от него. По вкусу он напоминал пепел и желчь. Юноша медленно прожевал и проглотил. Белые скалы стали еще меньше, и чайки начинали разворачиваться в воздухе, чтобы вернуться на сушу. Конн завидовал их крыльям — он бы сделал так же.

— Ешь, — велел Бануин.

Конн с трудом доел кусок и, к собственному удивлению, почувствовал, что желудок успокаивается. Он посмотрел на небо. Оно напоминало по цвету железо, а вдали виднелись тучи.

— Сколько нам плыть до Гориазы? — спросил юноша.

— Четыре… пять часов.

Конн поежился. Бануин прошел через всю палубу туда, где были привязаны двадцать лошадей с поклажей и две оседланные, и вытащил голубой плащ Конна. Вернувшись к молодому другу, он накинул плащ ему на плечи. Конн улыбнулся в знак благодарности и застегнул принесенную одежду брошью с изображением олененка в терниях, подарком Риамфады. За его спиной заржал серый мерин. Конн погладил его по шее и вернулся к Бануину, опустившемуся на палубу, чтобы укрыться от ветра. Юноша присел рядом.

— А в Гориазе стоит армия Каменного Города? — спросил он.

— Нет, они еще не напали на земли остров и гатов. В последний раз они воевали против аиддуев, в восьмидесяти милях на восток. Генерал Джасарей одержал там две крупные победы. Он будет действовать методично. Вряд ли гатам грозит война раньше, чем через два-три года. Нет, следующими столкнутся с Пантерами Каменного Города кердины. Скорее всего Джасарей планировал эту войну еще до того, как выступил против аиддуев.

— Что значит планировал?

— Война для риганте, — улыбнулся Бануин, — что гроза — быстрая, яростная и короткая. Для тургонцев все иначе. Они хотят покорять и удерживать захваченные территории. А о чем прежде всего должен заботиться генерал?

— Об отваге воинов, — немедленно ответил Конн.

— Нет, о фураже. Не важно, насколько храбры твои солдаты, если они голодают. Армии из двадцати тысяч человек необходимо невероятное количество зерна, сушеных фруктов, мяса. Каждый день. А пяти тысячам лошадей нужны сотни акров земли. Каждый день. Когда солдаты Джасарея идут войной на вражеские земли, их нужно кормить. Поэтому сейчас он обольщает вождей разных племен — в том числе гатов, врагов кердинов. Они-то и будут кормить его армию на марше.

Пошел легкий дождь. Подойдя к лошадям, Бануин отвязал кусок холста и вернулся с ним к Конну. Они развернули холст и подняли над головой, держа за разные концы. Дождь усиливался, стук капель по ткани скоро сделал разговор невозможным, и друзья сидели молча, размышляя о чем-то своем.

Коннавар обратился мыслями к Риамфаде и далеко не в первый раз задумался, мог ли быть калека жив, если бы он отнес его домой после первой жалобы на усталость. Узнать это не представлялось возможным, и Конна тяготило чувство вины. Похоронили Риамфаду у края Зачарованного леса, что было крайне необычно, но на этом настояла Ворна. Она долго говорила с Гариафой и Виоккой, вдали от других присутствующих на похоронах. Казалось, родителям Риамфады стало легче после разговора с ней. Тело юноши-калеки, завернутое в одеяло, отвезли к лесу. Там Гариафа, Коннавар и Гованнан выкопали глубокую могилу. Ворна сказала короткую речь, предавая дух Риамфады богам, а потом могилу полили вином и засыпали землей. На пути в деревню Гованнан подошел к Конну.

— Ты не жалеешь, что спас его?

Вопрос очень удивил юношу.

— Что ты имеешь в виду?

— Посмотри, как ты пострадал из-за медведя, а он прожил всего на несколько недель дольше. Стоила ли игра свеч?

— А ты как думаешь? Гованнан пожал плечами.

— Пойми меня правильно, Конн. Я уже по нему скучаю. И сердце мое плачет при мысли о его смерти. Но… сам не знаю. Все так бессмысленно. Он жил в постоянной боли, не мог ходить и даже не контролировал собственный мочевой пузырь. А теперь умер. Это… несправедливо.

Их догнала Ворна.

— Вы не вправе судить, как Риамфада прожил свою человеческую жизнь. Вы ее не прожили. Он умер счастливым. Не с многими бывает так. Поверьте мне.

— Что значит человеческую жизнь? — спросил Конн.

— Я видела, как он побежал по траве, — ответила Ворна, однако на дальнейшие расспросы не сказала ничего, только приложила палец к губам и рассмеялась. — Всему свое время, мы еще поговорим.

Она побежала к Бануину, который ждал ее у подножия холма.

— Ты можешь поверить в это? — прошептал Гованнан. — Ворна замужем!

— Я рад за нее, — сказал Конн. — И за Бануина. Он слишком долго был один.

В день их отъезда Ворна при всех обняла Иноземца и вручила ему бронзовую застежку для плаща, украшенную синим опалом.

— На эту брошь наложено заклятие, — сказала бывшая колдунья. — Она найдет способ вернуться ко мне. Всегда держи ее при себе.

— Обязательно, — ответил Бануин и засунул брошь в седельную сумку.

На пути к морю, занявшем два месяца, они прошли через земли многих племен, покупая ткани, украшения, кинжалы и ножи с резными рукоятями. Когда они достигли берега, одиннадцать лошадей, выехавшие из Трех Ручьев, были тяжело нагружены и пришлось купить еще девять. По дороге Бануин обращал внимание юноши на различные ориентиры и несколько раз заставлял Конна внимательно посмотреть на местность, оставленную за спиной.

— Ты удивишься, насколько по-другому все будет выглядеть на пути назад, когда облетят деревья, а реки выйдут из берегов. Всегда оглядывайся и запоминай, как выглядит та же земля с другой стороны.

Он рассказывал Конну о разных племенах, их поверьях и законах, но редко говорил о Ворне, и юноша начал задумываться, не жалеет ли тот о женитьбе.

В последний вечер, когда они расположились на ночлег в маленьком лесу у меловых скал, Конн заговорил об этом. Бануин только улыбнулся.

— Жалею? Что ты, Конн, нет. Я слишком долго жил один.

— Твое решение жениться довольно неожиданно.

— Да, ведь я осторожный человек. Может быть, слишком осторожный. Но в ночь пира она пробудила во мне давно забытую потребность в радости. Это будет мое последнее путешествие. Я решил обосноваться в Трех Ручьях и провести остаток дней среди риганте.

— А что ты будешь делать?

— Делать? Учить и учиться. И торговать тоже, хотя далеко не поеду. Стану бродить по горам с Ворной. Она расскажет мне про лечебное травы и легенды риганте.

— Разве ты не будешь тосковать по странствиям?

— Я бы тосковал — если бы мир был тот же, что прежде. А он меняется, Конн. И боюсь, что не к лучшему.