Дэвид Геммел - Полуночный Сокол

По песку к хозяину подошел Норвин.

— Ну, — протянул он, — ты еще раз сумел сделать себя нищим. Я закончил подсчеты. Если мы соберем три тысячи зрителей и получим прибыль, то, выплатив долги и половину зимней зарплаты гладиаторам, к весне снова будем нищими.

— До весны еще далеко, — бодро проговорил Персис. — Посмотри на стадион, Норвин, он давно не был таким красивым.

— Как семидесятилетняя шлюха с выкрашенными волосами и свежим макияжем. Экипаж уже ждет тебя, ты готов?

Персис взглянул на голубое и ясное небо. День стоял не слишком холодный.

Мы наверняка соберем много зрителей, — подумал он вслух.

— Ну, конечно же, мы соберем кучу народу, — проворчал Норвин, — вход бесплатный, а ты потратил уйму денег на глотателей огня, акробатов, жонглеров и еду. Придут все кому не лень! Они все равно бы пришли — ведь Палантес привез слона.

— Слона?! Вот что значит иметь настоящие деньги! Представь, сколько народу собралось бы, будь у нас слон?

Норвин покачал головой и улыбнулся:

— Ты хороший, добрый человек, Персис, и я люблю тебя, как брата, но тебе явно не хватает благоразумия. Слон очень быстро надоест. Если бы у нас он был, люди пришли бы взглянуть на него только раз, а потом мы продолжали бы его кормить за бешеные деньги. Подумай о расходах на дрессировщика, слугу и специальную клетку. Потом, когда кредиторы гнали бы нас, как бешеных волков, я заставил бы тебя продать зверя, но ты бы не смог, так как сильно к нему привязался бы.

— Правда, — согласился Персис, — но подумай, слон!

— Нам пора ехать, — заявил Норвин, — не то я найду дубину и как следует поколочу тебя.

Персис рассмеялся, и они прошли по песку к западному выходу, затем через темную оружейную и комнату хирурга и снова вышли на залитую солнцем улицу.

Экипаж представлял собой обычную повозку с двумя неспокойными лошадьми. Персис забрался внутрь и устроился в глубине.

— Нужно было принести подушки, — сказал он Норвину, севшему рядом, — и, разве я не просил тебя нанять бронзовый позолоченный экипаж из гарнизона?

— Ты просил, но люди из цирка Палантес побывали там раньше, за что я благодарен Истоку, так как цена невообразимая.

— Ты не должен так открыто упоминать Исток, — упрекнул Персис.

Норвин кивнул:

— Так, с языка сорвалось. Но мне претит вся эта секретность, а иногда мне кажется, я предаю Исток тем, что не говорю о нем вслух и скрываю свою веру.

— В Городе еретиков жгут на кострах, — прошипел Персис, — или бросают на арену, где их раздирают дикие звери. Твоя вера опасна, друг мой, она может тебя погубить.

— Это правда, и иногда меня одолевает страх. Но вчера я снова ходил слушать Госпожу-в-Маске, и она прибавила сил. И она вылечила человека, Персис. Просто положила на него руку, и все язвы исчезли. Тебе обязательно нужно к ней сходить.

— Вот это я сделаю в самую последнюю очередь, — заявил Персис. — Однажды в Гориазе к власти придут монахи, мне не хочется быть растопкой для их костров. Ты сегодня видел Свирепого? — спросил он, меняя тему.

— Нет, но он тоже туда придет.

— Против него выставят Воркаса, а я так надеялся, что слухи не подтвердятся.

— Драться решил Свирепый, а не ты, Персис, он — хозяин своей жизни.

— Боюсь, он злится на меня из-за Бэйна.

— Свирепый никогда не злится. И вообще, о том, что кельтон собирается сразиться с гладиатором, уже вовсю говорят в городе.

Когда они поехали по дороге, подул сильный ветер и стало холоднее. Норвин достал из кармана тяжелой накидки вязаную шапочку, натянул на седеющую голову и взглянул на хозяина.

— У Бэйна больше шансов выжить, чем у того, кого он заменил. К тому же Бэйн сам рвется в бой. Он ведь кельтон, а они и живут ради того, чтобы схватиться за меч и перебить друг друга.

Дорога стала крутой, и экипаж поехал медленней, поскольку на дороге было много людей, тоже ехавших на поле. С вершины холма Персис мог разглядеть внизу палатки и ларьки с провизией. На поле уже собралась почти тысяча людей, большинство толпилось в восточной секции.

— Там слон! — кричал Персис, показывая вниз. — Там слон!

— Я и раньше их видел, — напомнил Норвин.

— И он такой большой!

— Здорово! — проговорил Норвин. — А я думал, они привезут одного из своих знаменитых карликовых слонов.

В своей жизни Калл Манориан принимал участие только в двух смертельных поединках. Первый был против молодого преступника, приговоренного к смертельному бою судом, второй — против молодого, но опытного гладиатора из цирка Порос. При воспоминании о втором поединке Калла до сих пор бросало в дрожь. Молодой гладиатор был гораздо опытнее и быстрее, а в его глазах плескалась такая холодная безжалостность вперемешку с уверенностью в собственной силе, что Калла бросало в дрожь.

Жизнью Калл был обязан безымянному работнику цирка, который по небрежности плохо присыпал песком кровь от предыдущего поединка. Соперник Калла просто поскользнулся и упал на бок, прямо на меч Калла, который проткнул его яремную вену. После матча Калл сделал пожертвование Ордену и покинул арену.

На протяжении прошедших лет ему часто снился тот поединок. Но теперь, в тридцать семь лет, ему снова повезло. Когда Свирепый впервые рассказал о предложении Палантеса, Калл решил участвовать — во-первых, чтобы испытать собственную храбрость, а во-вторых — если быть до конца честным, то и в главных, — потому что надеялся, что будет много других желающих и Свирепый его не выберет. Но других желающих не нашлось, и в тот вечер Калл вернулся домой в состоянии близком к панике.

Днем позже он тайком пришел к Персису Альбитану. Калл хотел соврать, что из-за смерти родственника должен вернуться в Камень, но неожиданно выложил ему правду о своих страхах. К своему стыду, он начал плакать. Калл всегда немного презирал толстого Персиса, но тут обнаружил, что тот очень заботливый и понимающий человек. Персис поднялся, обошел вокруг стола и похлопал рыдающего гладиатора по плечу.

— Ты хороший и храбрый человек, Калл, — сказал он, — а теперь успокойся. Нет ничего постыдного в том, чтобы знать пределы собственных возможностей.

Персис налил ему вина и облокотился о край стола.

— У меня есть план. Кажется, молодой Бэйн хочет участвовать. Сегодня я спрошу его, и если он согласится, скажу Свирепому, что тебя подменят. О том, что ты сам об этом просил, я ему не скажу, никто не узнает о нашем разговоре.

Калл тут же почувствовал огромное облегчение.

Но теперь, сидя в оружейной, Калл чувствовал себя несчастным.

Другие гладиаторы надевали доспехи, готовые распить общий кубок, и некоторые подходили к нему, сочувствуя, что Персис так несправедливо исключил его из команды.

Сгорая от стыда, Калл отсиживался в оружейной. Он увидел, как Свирепый надевает нагрудник и пристегивает к поясу ножны. Свирепый скользнул по нему пустым, ничего не выражающим взглядом, и Калл отвел глаза. Свирепый уже стар, и завтра он умрет. Но он не струсил, даже узнав, что против него выставят Воркаса.