David Eddings - Сияющая Цитадель

Фарэн напрягся, под кожей забугрились мускулы, и цокот стальных копыт едва заметно изменился, став более жестким, резким, нарочитым. Спархок положил ладонь на шею чалого.

– Расслабься, – пробормотал он. – Я дам знать, когда придет время.

Фарэн встряхнулся, рассеянно отгоняя заверения своего хозяина, словно надоедливую муху, и продолжал настороженно шагать.

Вэнион вопросительно поглядел на друга.

– Фарэн чересчур чувствителен, мой лорд.

– Чувствителен? Эта злобная бестия?

– На самом деле Фарэн не заслуживает такой репутации, Вэнион. Если хорошенько задуматься, он добродушный конь. Просто он вовсю старается угодить мне. Мы так долго вместе, что он почти всегда знает, что я чувствую, а потому изменяет своей природе, чтобы подладиться ко мне. Скорее уж меня следует назвать злобной бестией, но достается вся вина Фарэну. Когда на нем ездит Афраэль, он ведет себя как щенок.

– А сейчас у тебя воинственное настроение?

– Я не люблю, когда меня водят за нос, но в этом как раз нет ничего особенного. Ты слишком хорошо обучил меня, Вэнион. Всякий раз, когда происходит что-то необычное, я готовлюсь к бою. Фарэн чувствует это и делает то же самое.

Ксанетия и Келтэн вели их по лугу, который полого спускался к сияющему озеру и диковинному городу, стоявшему на ближнем его берегу. Бледная дэльфийка по-прежнему источала колдовской свет, но сияние, облекавшее ее, казалось обостренным чувствам Спархока почти что ореолом, знаком скорее особого благословения, чем отвратительной скверны.

– Ты заметил? – говорил Телэн брату. – Это все одно здание. Издалека этот город похож на все прочие города в мире, но стоит подойти поближе, как замечаешь, что все дома в нем соединены в один.

– Дурацкая идея, – проворчал Халэд. – Один пожар – и весь город выгорит дотла.

– Дома выстроены из камня, а камень не горит.

– Зато крыши из соломы, а солома горит, и еще как. Нелепая идея.

Дэльфиус не окружала стена в обычном смысле этого слова. Окраинные дома, все соединенные друг с другом, стояли окнами вовнутрь, повернувшись ко всему миру глухими стенами. Спархок и его спутники вслед за Ксанетией прошли под огромной каменной аркой и оказались в городе. Дэльфиус был пронизан особым, едва ощутимым ароматом – запахом свежескошенного сена. Узкие улицы причудливо извивались, порой проходя сквозь дом, ныряя под арками в крытые коридоры и вновь выныривая под открытое небо на другой стороне дома. Как сказал Телэн, весь Дэльфиус представлял собой одно здание, и то, что в другом городе называлось бы улицей, здесь, скорее, следовало назвать открытым коридором.

Обитатели города не избегали их, но и не пытались к ним приблизиться. Точно бледные призраки, скользили они по сумеречному лабиринту улиц. – Никаких факелов, – озираясь, заметил Берит. – А к чему им факелы? – проворчал Улаф. – Это верно, – согласился молодой рыцарь. – Заметили, как меняется запах города, если в нем не жгут постоянно факелы? Даже в Чиреллосе и днем и ночью воняет горящей смолой. Так странно оказаться в городе, где ни к чему не липнет этот коптящий дым.

– Я не думаю, Берит, что мир готов увидеть людей, которые светятся сами по себе. Эта идея вряд ли завоюет много сторонников – особенно если учесть некоторые ее недостатки.

– Куда мы направляемся, леди? – спросил Келтэн у бледной сияющей женщины, которая ехала рядом с ним. Положение Келтэна было странным. Он защищал и охранял Ксанетию. Он заботился о ее удобстве и благополучии. И он же должен был убить ее при первом признаке враждебности со стороны ее соплеменников.

– В жилище анари, – отвечала Ксанетия. – Именно ему надлежит представить наше предложение Анакхе. Анакха владеет Беллиомом, и лишь в его власти повелевать им.

– Спархок, ты мог бы отправиться сюда один и не таскать нас за собой, – легкомысленно заметил Телэн.

– Возможно, но путешествовать в компании как-то приятнее. Кроме того, если б ты остался в Материоне, то пропустил бы немало интересного. Вспомни, как весело было прыгнуть с утеса и повиснуть в воздухе над доброй тысячей футов пустоты!

– Я изо всех сил стараюсь забыть об этом, мой лорд, – со страдальческой миной отозвался мальчик.

Они спешились в одном из крытых коридоров неподалеку от центра города и передали своих коней на попечение нескольким юным дэльфам. Спархок подумал, что юноши похожи на пастушков, которых заставили исполнять работу конюхов. Затем путники вслед за Ксанетией направились к темной, изъеденной временем двери. Спархок, все еще охваченный неестественно-бесстрастным спокойствием, тайком разглядывал Ксанетию. Ростом она была немногим больше Сефрении, и хотя была женщиной, и притом привлекательной, отчего-то ее пол казался чем-то малозначащим. Открыв изъеденную временем дверь, она провела их по коридору, в стенах которого на равном расстоянии друг от друга виднелись глубоко вделанные двери. Коридор освещался прозрачными шарами, на длинных цепях свисавшими с высокого потолка. Шары наполняла светящаяся жидкость – Спархок предположил, что это вода из озера.

В конце коридора Ксанетия остановилась, и ее взгляд на миг стал отсутствующим.

– Кедон дозволяет нам войти, – сказала она наконец. Она открыла дверь и в сопровождении Келтэна, не отступавшего от нее ни на шаг, первой вошла в находившиеся за дверью покои.

– Сие чертог Кедона, анари дэльфов, – проговорила Ксанетия тем странным гулким голосом, который явно был отличительной чертой всех дэльфов.

Три истертые каменные ступени вели в главный зал – чистый и опрятный, с куполообразным потолком, который поддерживали массивные низкие арки. Стены, слегка изогнутые внутрь, покрывала белая штукатурка, а низкая тяжелая мебель была обита белоснежной шерстью. В дальнем конце зала, под небольшой каменной аркой камина горел огонь, и с потолка свисали на цепях все те же светящиеся шары.

Спархок ощутил себя здесь незваным грубым пришельцем. Жилище Кедона веяло кротостью и святостью, и рослый пандионец остро ощущал неуместность своей кольчуги и тяжелого меча, который висел у него на поясе. Он и сам казался себе неуместным здесь, неуклюжим варваром, и его спутники, облаченные в кожу, сталь и грубую серую ткань, высились вокруг него, словно каменные идолы древнего варварского племени.

Из двери в дальней стене зала появился глубокий старик. Хрупкий и согбенный, он шел, шаркая ногами и опираясь на длинный посох. Его редкие волосы белели как снег, и на сей раз это был скорее признак глубокой старости, нежели отличительная черта дэльфов. В добавление к свободному одеянию из небеленой шерсти его узкие худые плечи окутывало некое подобие шали.

Ксанетия тотчас подошла к старику и нежно коснулась ладонью его морщинистой щеки. Глаза ее были полны тревоги, но она не сказала ни слова.