Neil Gaiman - Американские боги (пер. А.А.Комаринец)

– Мудреное название для проводника душ, – объяснил мистер Ибис. – У всех нас множество функций, множество форм бытия. Я считаю себя тихим ученым, который пописывает себе сказки и видит сны о прошлом, может быть, существовавшем, а может, и нет. И это правда до некоторой степени. Но в одной из моих ипостасей я, как и многие, с кем ты решил свести знакомство, психопомп. Я сопровождаю живых в мир мертвых.

– Я думал, это и есть загробный мир, – сказал Тень.

– Нет. Не per se [12] Per se – сам по себе, по сути (лат.). . Это скорее предварительное пространство.

Камышовая лодка скользила по зеркальной поверхности подземного озера. А потом, по-прежнему не двигая клювом, мистер Ибис пояснил:

– Вы, люди, рассуждаете о живых и умерших, словно это два взаимоисключающих состояния материи. Словно не бывает так, чтобы река была еще и дорогой, а песня цветом.

– Не бывает, – ответил Тень. – Разве нет?

Шепот эха над озером принес ему его слова назад.

– Тебе следовало бы помнить, – брюзгливо отозвался мистер Ибис, – что жизнь и смерть – две стороны одной монеты. Словно орел и решка на четвертаке.

– А если бы у меня был четвертак с двумя решками?

– Не бывает.

Тут, над озерной водой, Тень прошила дрожь. Ему показалось, он видит лица детей, с упреком глядящих на него из-под стеклянной поверхности: их лица отекли от воды, размягчились, слепые глаза подернулись пеленой. В подземной пещере не было ветра, который потревожил бы водную гладь.

– Выходит, я умер, – сказал Тень. Он начал привыкать к этой мысли. – Или умру.

– Мы плывем к Чертогам Умерших. Я просил, чтобы именно меня за тобой послали.

– Почему?

– Ты был хорошим работником. Почему бы и нет?

– Потому что… – Тень собрался с мыслями. – Потому что я никогда в вас не верил. Потому что я мало что знаю о египетской мифологии. Потому что я этого не ждал. Что стряслось со святым Петром и Жемчужными вратами?

Белая голова с длинным клювом важно качнулась из стороны в сторону.

– Не страшно, что ты в нас не верил, – сказал мистер Ибис. – Мы в тебя верили.

Лодка зашуршала днищем по камням. Сойдя в воду, мистер Ибис попросил Тень последовать его примеру. С носа плоскодонки мистер Ибис взял моток веревки, а лампу, отлитую в форме полумесяца, передал Тени. Они вышли на берег, и мистер Ибис привязал лодку к железному кольцу в каменном полу. Потом взял у Тени лампу и быстро пошел вперед, держа лампу на весу, так что она отбрасывала на каменный пол и уходящие в вышину стены огромные тени.

– Боишься? – спросил мистер Ибис.

– Не слишком.

– Что же, пока мы идем, попытайся вызвать в себе приличествующие благоговение и душевный ужас. Это наиболее уместные чувства в данной ситуации.

Тень не боялся. Ему было интересно, он предвкушал что-то новое, вот и все. Он не страшился ни наползающей тьмы, ни того, что умер, ни даже существа с головой собаки и размером с зернохранилище, которое сурово уставилось на них в Чертоге. Существо заворчало, ворчание перешло в горловой рык, и Тень почувствовал, как волосы у него на затылке стали дыбом.

– Тень, – сказало существо, – настало время суда.

Тень поднял голову.

– Мистер Шакал? – спросил он.

Огромные темные руки Анубиса опустились, подхватили Тень и поднесли его к самой оскаленной морде.

Блестящие янтарные глаза оглядели его с головы до ног так же бесстрастно, как мистер Шакал изучал мертвую девушку в прозекторской. Тень понял, что все его недостатки, все его проступки и слабости сейчас извлекаются на свет, взвешиваются и измеряются; что его в своем роде препарируют, разрезают и пробуют на вкус.

Мы зачастую не помним того, что не делает нам чести. Мы оправдываем такие поступки, прячем их за глянцевой ложью или под толстым слоем пыли забвения. Все, что совершил в своей жизни Тень такого, чем не стал бы гордиться, все, что он предпочел бы сделать иначе или не делать вовсе, вернулось к нему, налетело клубящимся штормовым валом вины, сожаления и стыда, и спрятаться ему было негде. Он был обнаженным и препарированным трупом на анатомическом столе, и темный Анубис, бог-шакал, был его прозектором, его прокурором и его судьей.

– Пожалуйста, – выдавил Тень. – Прошу вас, хватит.

Но изучение продолжалось. Каждая ложь, которую он когда-либо сказал, каждый предмет, который он украл, каждая обида, которую он причинил другому существу, все мелкие преступления и крошечные убийства, которые совершаются изо дня в день, и еще много другого были извлечены и рассмотрены судьей мертвых с головой шакала.

В ладони темного бога Тень расплакался от душевной боли. Он снова вдруг превратился в хилого ребенка, беспомощного и бессильного, каким был когда-то.

А потом, без предупреждения или подсказки, все прекратилось. Тень тяжело дышал, давя рыдания, из носа у него текли сопли; он все еще чувствовал себя беспомощным, но руки осторожно, почти нежно опустили его на каменный пол.

– У кого его сердце? – прорычал Анубис.

– У меня, – промурлыкал женский голос.

Тень поднял голову. Баст стояла возле существа, которое не было уже мистером Ибисом, и в правой руке держала его сердце. Оно подсвечивало ей лицо рубиновым светом.

– Дай его мне, – сказал Тот, бог с головой ибиса, и, взяв сердце в руки, переставшие быть человеческими, скользнул с ним к Анубису.

Бог-шакал поставил перед собой весы с золотыми чашками.

– Так мы сейчас узнаем, что мне уготовано? – шепотом спросил Тень у Баст. – Рай? Ад? Чистилище?

– Если перо уравновесит сердце, – ответила та, – ты сам сможешь выбрать свой удел.

– А если нет?

Она пожала плечами, словно от этого разговора ей было не по себе, но потом сказала:

– Тогда мы скормим твои сердце и душу Аммету, пожирателю душ…

– Может, – сказал он, – может, меня все же ждет счастливый конец.

– Не только счастливых концов не существует, – отрезала Баст, – концов вообще не существует.

На одну из чаш очень осторожно, благоговейно Анубис опустил перо.

А на другую чашу – сердце Тени. Под весами заворочалось что-то, чего Тени не захотелось даже рассматривать поближе.

Это было тяжелое перо, но и сердце у Тени было тяжелое, и весы, качнувшись, тревожно заколебались.

Но в конце концов выровнялись, и тварь из тени неудовлетворенно и мрачно убрела прочь.

– Вот как все вышло, – с сожалением пробормотала Баст. – Просто еще один череп в общей куче. Жаль. А я надеялась, что ты сможешь принести какое-то добро, учитывая, какие у нас неприятности. Это как смотреть в замедленной съемке автокатастрофу и знать, что бессилен что-либо сделать.

– Тебя там не будет?

Она покачала головой.

– Я не люблю, когда другие дерутся за меня в моих битвах.

В необъятном зале смерти воцарилось молчание, эхом отозвалось от воды и тьмы.