Neil Gaiman - Дети Ананси

Дверь открылась.

– Разве вас не учили, что надо стучать? – спросил Толстый Чарли.

– Нет, – сказал надзиратель. – На самом деле у нас не стучат. Ваш адвокат наконец пришел.

– Миетер Мерримен? – спросил Толстый Чарли, но осекся.

Леонард Мерримен был округлым джентльменом в узеньких золотых очках, и мужчина позади надзирателя никак на него не походил.

– Все в порядке, – сказал мужчина, который не был его адвокатом. – Можете нас оставить.

– Нажмите кнопку звонка, когда закончите, – сказал надзиратель и запер за собой дверь.

Паук взял Толстого Чарли за руку.

– Я тебя отсюда вытаскиваю.

– Но я не хочу, чтобы меня вытаскивали! Я ничего не сделал.

– Отличная причина выбираться.

– Но если я выберусь, то выйдет, что я сбежал, а значит, виноват. Я же стану беглым заключенным!

– Ты не заключенный, – весело возразил Паук. – Тебе еще не предъявили никаких обвинений. Ты просто помогаешь им в расследовании. Да, кстати, есть хочешь?

– Немного.

– Чего бы тебе хотелось? Чай? Кофе? Горячий шоколад? При упоминании о горячем шоколаде у Толстого Чарли потекли слюнки.

– Ужасно хочется, – признался он.

– Значит, горячий шоколад.

Схватив Толстого Чарли за руку, Паук велел:

– Закрой глаза.

Толстый Чарли послушался, хотя и сомневался, что от этого станет лучше. Мир растянулся и сжался, и Толстый Чарли подумал, что его сейчас стошнит. Потом в голове у него все улеглось, по щеке его погладил теплый ветер.

Он открыл глаза.

Они стояли под открытым небом, на большой ярмарочной площади, в стране, которая никак не походила на Англию.

– Где мы?

– Кажется, это называется Скопье. Городок у границы Италии или еще где-то. Я уже давно сюда приезжаю. Тут готовят потрясающий горячий шоколад. Лучшего я не пробовал.

Они сели за маленький деревянный столик, выкрашенный в огненно-красный цвет. Подошел официант и сказал что-то на языке, который Толстому Чарли показался совсем не итальянским.

– Дос шоколадос, приятель, – сказал Паук.

Официант кивнул и удалился.

– Ну вот, – сказал Толстый Чарли, – сейчас ты втянул меня в еще большие неприятности. Теперь меня объявят в международный розыск или еще что. Про меня станут писать в газетах.

– И что они тебе сделают? – улыбнулся Паук. – Посадят в тюрьму?

– Хватит.

Появился горячий шоколад, и официант разлил его в крошечные чашечки. Температурой он напоминал раскаленную лаву, а консистенцией – что-то среднее между шоколадным супом и шоколадным кремом, но пах восхитительно.

– Послушай, – начал Паук, – ну и напортачили мы с воссоединением семьи, правда?

– Мы напортачили? – переспросил с нажимом на первом слове Толстый Чарли. – Это не я украл мою невесту. Это не я устроил так, чтобы меня уволили. Это не я устроил так, чтобы меня арестовали…

– Нет, – согласился Паук. – Но это ты вовлек в наше дело птиц, да?

Толстый Чарли рискнул сделать крошечный глоток из своей чашки.

– Ух! Кажется, я только что обжегся. – Он посмотрел на брата и увидел у него на лице собственное выражение: тревогу, усталость, испуг. – Да, это я вовлек в наше дело птиц. И что теперь?

– Кстати, здесь готовят довольно вкусную лапшу с мясной подливой.

– Ты уверен, что мы в Италии?

– Не совсем.

– Можно задать тебе вопрос?

Паук кивнул.

Толстый Чарли постарался подобрать слова:

– Та история с птицами. Когда они объявляются стаями и делают вид, будто сбежали из фильма Альфреда Хичкока. Как по-твоему, такое возможно только в Англии?

– А что?

– Потому что, кажется, голуби нас заметили.

Голуби были заняты совсем не тем, что полагается делать голубям. Они не клевали корки от сандвичей и не дергали вверх-вниз головами, выискивая оброненную туристами еду. Они стояли совершенно неподвижно и смотрели. Вдруг захлопали крылья, и к ним присоединилась еще сотня птиц, большая их часть приземлилась на статую толстяка в огромной шляпе, которая стояла в центре площади. Толстый Чарли поглядел на голубей, голуби глядели на него.

– И что нас ждет в худшем случае? – вполголоса спросил он. – Они нас обкакают?

– Не знаю. Но боюсь, они способны на много большее. Допизай свой шоколад.

– Но он же горячий!

– Тогда нам понадобится пара бутылок воды, верно? Гарсон?

Негромкий шорох крыльев, перебранка подлетевших пернатых, и за всем этим – негромкое гульканье, точно кто-то шушукается.

Официант принес им воду, и Паук, на котором, как заметил Толстый Чарли, вдруг снова появилась черная с красным кожаная куртка, распихал бутылки по карманам.

– Это же всего лишь голуби, – сказал Толстый Чарли, но, уже произнося эти слова, понял, что они не соответствуют действительности. Это были не просто голуби. Это была армия. Статуя толстяка почти скрылась из виду под серыми и бурыми перьями.

– Кажется, до того, как птицы решили стакнуться против нас, они мне больше нравились.

– И они здесь повсюду, – добавил Паук, потом схватил Толстого Чарли за руку. – Закрой глаза.

Птицы как одна поднялись в воздух. Толстый Чарли зажмурился.

Голуби набросились, как волк на отару…

Тишина, давление… И Толстый Чарли подумал: «Я в печке». Открыв глаза, он сообразил, что нисколечко не ошибся: истинная печь с красными барханами, которые, уменьшаясь, уходили вдаль, чтобы слиться с жемчужным небом на горизонте.

– Пустыня, – объяснил Паук. – Я подумал, это недурная мысль. Зона, свободная от птиц. Место, где можно спокойно поговорить. – Он протянул Толстому Чарли бутылку с водой.

– Спасибо.

– Итак. Не хочешь рассказать, откуда берутся птицы?

– Есть одно место. Я туда ходил. Там была уйма человеко-зверей. Они все… м-м-м… Они знали папу. Там была птица, ну одновременно и женщина, и птица.

Паук наградил его нехорошим взглядом.

– «Есть такое место»? А подоходчивее нельзя?

– Склон горы, а в нем пещеры. А еще там был обрыв, где скалы уходят в пустоту. Словно бы конец света.

– Начало света, – поправил Паук. – Я слышал про пещеры. Одна знакомая девчонка про них рассказывала. Но сам там никогда не бывал. Так, значит, ты познакомился с Женщиной-Птицей и…

– Она пообешала, что заставит тебя уйти. И… э-э-э… Ну… я принял ее предложение.

– А вот это, – сказал Паук с улыбкой кинозвезды, – было чертовски глупо.

– Я не просил ее причинять тебе вред.

– А как по-твоему, что она собиралась сделать, чтобы от меня избавиться? Написать мне увещевательное письмо?

– Не знаю. Я не подумал. Был слишком расстроен.

– Замечательно. Ну, если выйдет по ее, ты будешь расстроен, а я мертв. Мог бы просто попросить меня уйти, знаешь ли.

– Я и просил!

– Э-э-э… И что я сказал?

– Что тебе нравится у меня дома и что ты никуда не уйдешь.