John Tolkien - Роверандом (перевод Н. Шантырь)

И затем вдруг Роверандом различил звук детских голосов – или эхо эха голосов, – донесшийся до него вместе с внезапным мягким дуновением ветерка. Он выпрямился и залаял так громко, как еще ни разу не лаял с тех пор, как началась наша история.

– О, Боже! – вскричал Человек-на-Луне, дико подскочив со сна и вываливаясь из гамака на траву, почти на хвост Роверандому. – Они что, уже прибыли?

– Кто? – спросил Роверандом.

– Если ты их не слышал, так чего же брешешь? – сказал старик. – Пошли. Нам сюда.

Они начали спускаться по длинной тропе под нависшими кустами, отмечаемой слабым свечением камней по сторонам. Тропа уводила все дальше. Кусты сменились пиниями; ночной воздух был напоен ароматом сосны. Затем тропа начала карабкаться вверх, и спустя некоторое время они выбрались на вершину – самую низкую в кольце окруживших их холмов.

Роверандом заглянул вниз, в соседнюю долину, и все соловьи вдруг, словно по сигналу, прекратили петь. В воздухе поплыли детские голоса, ясные и нежные: много-много поющих голосов, сливающихся в единую музыку волшебной песни. Старик и пес дружно бросились вприпрыжку вниз по склону холма. И клянусь, Человек-на-Луне прямо-таки перелетал со скалы на скалу!

– Давай-давай! – торопил он. – Я – козел бородатый, седой и лохматый, и тебе меня не поймать!

И Роверандому приходилось лететь изо всех сил, чтобы не отставать.

Но вот внезапно перед ними открылся отвесный обрыв, не очень высокий, но гладкий и блестящий, как антрацит. Заглянув за край, Роверандом увидел внизу сад в сумеречном свете. И по мере того как он смотрел, сумерки сменились мягким сиянием полуденного солнца. Однако он так и не смог обнаружить, откуда исходил свет, заливавший все это скрытое отовсюду место, но абсолютно не проникавший вовне.

Внизу раскинулось множество длинных-предлинных лужаек с фонтанами, и повсюду были видны дети. Одни танцевали, словно в полудреме, другие блуждали, как лунатики, разговаривая сами с собой. Некоторые пробуждались от глубокого сна, иные уже совсем проснулись и бегали, смеясь, толкались, собирали букеты, строили беседки, ловили бабочек, перекидывались мячами, карабкались на деревья.… И все они пели.

– Откуда они здесь? – спросил Роверандом, озадаченный и очарованный.

– Из дому, конечно, из постели, – сказал Человек.

– Но как они сюда попали?

– А вот этого тебе никогда не узнать. Тебе крупно повезло – как и любому, кому посчастливилось здесь очутиться, каким бы путем он сюда не попал. Но дети попадают сюда совсем не так, как ты. Некоторые из них бывают здесь часто, другие редко. Я делаю большую часть их снов. Ну, какую-то часть они, конечно, приносят с собой – как завтрак в школу… Правда, как это ни неприятно, существуют и другие сны – их делают пауки. Но только не в этой долине, и если я не ловлю их за этим занятием. Ну, а теперь, пошли, поучаствуем!

Темный обрыв круто уходил вниз. Он был слишком гладким даже для паука, не всякий бы осмелился даже попробовать спуститься. Да и потом, ведь в саду были скрыты сторожевые посты…

…не говоря уже о Человеке-на-Луне, без участия которого все происходящее, в частности, было бы неполным, поскольку все частности в некотором смысле являлись его собственной частью.

И вот теперь он скользил в самый центр этой своей части. Он просто сел и поехал, как на санках – фью-у-у, – прямо в середину толпы детей, с Роверандомом, крутящимся у него на макушке: тот совершенно забыл, что может летать. Или мог – потому что, когда он, наконец, смог твердо встать на ноги, там, внизу, то обнаружил, что у него больше нет крыльев.

– Что это собачка делает? – спросил Человека один из малышей. Роверандом снова и снова вертелся вокруг себя, как волчок, пытаясь заглянуть за спину.

– Ищет свои крылья, малыш. Он думает, что они стерлись, пока он съезжал вниз, но на самом-то деле они у меня в кармане. Ведь здесь, внизу, крылья запрещены: никто не имеет права покинуть это место без разрешения, правда?

– Да! Дед-Борода-во-Сто-Лет! – закричали одновременно около двенадцати голосов, а один мальчик ухватил старика за бороду и шустро вскарабкался по ней к нему на плечо. Роверандом ожидал, что вот, прямо сейчас, он превратиться в мошку, или в ластик, или во что-нибудь такое.… Но…

– Черт возьми, а из тебя выйдет неплохой канатолаз, сынок! – произнес Человек. – Я буду давать тебе уроки.

И он подбросил мальчика высоко-высоко в воздух. И – ничуть не бывало: тот не упал на землю, а… встал в воздухе. Человек-на-Луне достал из кармана серебряный канат и кинул ему.

– Ну-ка, слезай быстренько, – сказал он, и мальчишка соскользнул прямиком старику в руки, где его вдобавок еще и хорошенько пощекотали.

– Ты проснешься, если будешь так громко смеяться, – сказал Человек и, опустив малыша на траву, вернул его в толпу.

Роверандом, предоставленный сам себе, только-только направился к чудесному желтому мячику («Ну совсем, как мой, у меня дома…» – подумал он), как вдруг услышал голос, который, несомненно, был ему хорошо знаком.

– Это же моя собачка! – произнес голос. – Моя маленькая собачка! Я всегда знал, что она настоящая. Кто бы мог подумать, что она здесь! А я-то все искал и искал ее на берегу, и звал ее, и вспоминал каждый день!

Как только Роверандом услышал этот голос, он сел на задние лапы и начал «просить».

– Моя «просящая» собачка! – сказал мальчик (ну конечно же, это был он!), подбежал и погладил пса по спине. – Ты куда пропал?

Однако Роверандом смог только произнести:

– Ты меня понимаешь?

– Конечно, – отвечал мальчик. – Просто в тот раз, когда мама принесла тебя домой, ты совсем не хотел понимать меня, хоть я и старался изо всех сил разговаривать с тобой лаем. И я сомневаюсь, чтобы ты сам пробовал мне что-нибудь говорить: мне казалось, ты все время думаешь о чем-то другом.

Роверандом сказал, что он очень извиняется, и рассказал мальчику, как выпал у него из кармана, и про Псаматоса и Мью, и вообще обо всех событиях, которые произошли после того, как он потерялся.

Вот таким образом мальчик и его братья узнали об этом чуднóм, живущем в песке старикане, а также о множестве других полезных вещей, которые в противном случае остались бы им неизвестными. Имя «Роверандом» показалось мальчику замечательным.

– Я тоже буду звать тебя так, – сказал он. – И не забывай, что ты все-таки принадлежишь мне!

Потом они бегали, играли в мячик, и еще в прятки, и в долгую прогулку, и в охоту на кроликов (разумеется, с единственным результатом – удовольствием, поскольку кролики существовали только в воображении), и в «чей плеск в пруду громче», и во множество других игр, одну за другой, бесконечные века: и они нравились друг другу все больше и больше…