John Tolkien - Сильмариллион (Перевод З. Бобырь)

И по призыву Манве все собрались в залах на Таникветиле, чтобы уничтожить отчуждение между князьями Эльдара и забыть навсегда ложь, посеянную их врагом.

Туда явились Ваньяр, и пришли Нольдорцы из Тириона, и собрались все Майяр, а Валар облачились в свою красоту и великолепие. И они сидели перед Манве и Вардой в их величественных залах или танцевали на зеленых склонах горы, обращенных на запад, к деревьям.

В тот день улицы Вальмара опустели, никто не тревожил ступени Тириона, и вся страна спала в мире. Одни лишь Телери за горами все еще пели на побережье моря, потому что они обращали мало внимания на смену сезонов или времени и не думали о заботах правителей Арда или о тени, упавшей на Валинор – ведь до сих пор их это не касалось.

Одно лишь омрачало замыслы Манве. Феанор действительно пришел, потому что лишь ему одному Манве приказал явиться, но не пришел Финве, как и другие Нольдорцы из Форменоса. Потому что Финве сказал:

– Пока с Феанора, моего сына, не снят выговор, запрещающий ему появляться в Тирионе, я не считаю себя королем и не буду встречаться с моим народом.

И Феанор явился не в праздничном одеянии и не одел никаких украшений – ни серебра, ни золота, ни драгоценных камней. И он отказался показать Сильмарили Эльдарцам и Валар и оставил их запертыми в их железном помещении в Форменосе.

Однако он встретился у трона Манве с Фингольфином и помирился с ним – на словах. И Фингольфин отбросил вынутый из ножен меч и протянул брату руку, сказав:

– Я делаю, как обещал. Я прощаю тебя и больше не помню обид!

Тогда Феанор молча взял его руку, но Фингольфин продолжал:

– Твой наполовину брат по крови, в сердце я буду настоящим братом. Ты поведешь, и я последую за тобой. И пусть никакое горе не встанет между нами!

– Я слышу тебя, – ответил Феанор, – да будет так!

Но они не знали, какой смысл окажется в этих словах.

Говорят, что когда Феанор и Фингольфин стояли перед Манве, наступил час слияния света обоих деревьев, и безмолвный Вальмар наполнился серебряным и золотым сиянием. Но в тот самый час Мелькор и Унголиант неслись через поля Валинора, подобно тени черного облака, гонимого ветром над залитой солнцем землей. И вот они оказались перед зеленым холмом Эзеллохар.

Тогда мрак Унголиант поднялся до самых корней деревьев, а Мелькор прыгнул на холм и своим черным копьем поразил каждое дерево до самой сердцевины, нанеся им страшные раны. И сок их, как кровь хлынул наружу и разлился по земле, но Унголиант поглотила его, а затем, переходя от дерева к дереву, вонзала свой черный клюв в их раны, пока деревья не истощились. И смертельный яд, что она несла в себе, проник в их ткани и иссушил их – и корни, и ветви, и листву, и они умерли.

Но жажда все еще сжигала Унголиант, и подойдя к источникам Варды, она выпила их до дна. И при этом она изрыгала черные пары и разбухла до таких чудовищных и отвратительных размеров, что Мелькор испугался.

Так великая тьма упала на Валинор. О том, что происходило тогда, много рассказано в «Альдуденне», сложенном Эллемире из рода Ваньяр, и все Эльдарцы знают этот плач. Но ни песня, ни рассказ не могут передать все горе и ужас того дня. Свет исчез, но наступившая тьма была больше, чем утрата света. В этот час появилась тьма, не просто казавшаяся отсутствием света, но существовавшая существеннее, сама по себе, потому что она действительно была создана злобой вне света и имела власть проникать в глаза и наполнять сердце и мысли, подавлять волю.

Варда взглянула вниз с Таникветиля и увидела тьму, подымающуюся вверх, невиданными башнями мрака, и Вальмар пошел ко дну в глубоком море ночи.

Вскоре одна лишь священная гора осталась стоять последним островом утонувшего мира. Все песни смолкли. Валинор погрузился в молчание, нельзя было услышать ни звука, только издалека, через проход в горах, ветер доносил причитания Телери, подобные крикам чаек.

С востока подул холодный ветер, и тени с бескрайнего моря накатывались на крутые берега.

Но Манве со своего высокого трона посмотрел вдаль, и взгляд его пронзил ночь и там, за мраком, Манве увидел Тьму, и взгляд его не мог проникнуть в нее, огромную и далекую, движущуюся со страшной скоростью к северу. И он понял, что Мелькор приходил и ушел.

И тогда началось преследование, и земля тряслась под копытами коней войска Ороме, и огонь, что высекали подковы Нахара, был первым светом, вернувшимся в Валинор. Но приближавшиеся к облаку Унголиант всадники были ослеплены и испугались, и они рассеялись в разные стороны и мчались, не зная куда. И трубный зов Валарома дрогнул и угас. И Тулкас, казалось, запутался в черной сети ночи и стал беспомощно, тщетно наносить удары по воздуху.

А когда тьма прошла, было слишком поздно. Мелькор ушел, куда пожелал, и мщение его свершилось.

Спустя некоторое время возле Круга Судьбы собралась огромная толпа, и Валар сидели, скрытые во мраке, потому что стояла ночь. Но теперь вверху мерцали звезды Варды, воздух был чист, так как ветер Манве разогнал смертельные испарения и отбросил назад тени моря.

Тогда поднялась Яванна и, встав на Эзеллохаре, Зеленом холме, ныне оголившемся и черном, возложила руки на деревья. Но они были мертвы и темны, и каждая ветвь, которой касалась Яванна, ломалась и безжизненно падала к ее ногам. Послышались стенания множества голосов, и тем, кто оплакивал деревья, казалось, что они осушили до дна чашу скорби, наполненную для них Мелькором. Но это было не так.

И Яванна предстала перед Валар и сказала:

– Свет деревьев исчез и живет теперь только в Сильмарилях Феанора. Он был предусмотрителен! Даже для тех, кто волей Илюватара обладает могуществом, есть такие работы, которые могут быть исполнены однажды и только однажды. Я дала бытие свету деревьев, и в пределах Эа я никогда больше не смогу повторить это. И все же, имей я хоть немного этого света, я бы смогла вернуть деревья к жизни, прежде чем корни их начнут разлагаться, тогда наши раны были бы излечены, а злоба Мелькора разрушена.

И тогда заговорил Манве:

– Ты слышишь, Феанор, сын Финве, слова Яванны? Дашь ли ты то, что она просит?

Последовало долгое молчание, но Феанор не ответил ни слова.

Тогда Тулкас воскликнул:

– Скажи, о Нольдорец, да или нет? Но кто бы мог отказать Яванне? И разве свет Сильмарилей не взят от ее первоначальных трудов?

Но Ауле-Созидатель сказал:

– Не спеши. Мы просим о более важном, чем ты предполагаешь. Дай ему время подумать.

И тогда Феанор заговорил и воскликнул с горечью:

– Есть малые вещи, которые, как и большие, могут быть исполнены всего лишь один раз. Возможно, я отдам свои камни, но никогда уже не создать мне их подобие, и если я должен разбить их, я разобью свое сердце, и это убьет меня первого из всех Эльдарцев Амана!