Илья Новак - Клинки сверкают ярко

— Что случилось? — Гоблин зажал ноздрю заскорузлым зеленым пальцем, больше похожим на поросший мхом сук старого дерева, и оглушительно сморкнулся на пол. В том месте, куда шлепнулись выделения, доски затлели вонючим дымком. — А то ты не знаешь. Грецки погорели, вот что случилось. А «Дикий Мерин» где стоит? Там… — Он ткнул влево. — Лепреконские склады там… — Последовал тычок в правую сторону. — Ханум Арабески свои лавки держит, а там… — Николопулос поворотился задом к нам и развел руки в стороны, словно пытаясь обнять весь порт. — Там Самурай за главного. Ладно, Грецки теперь нет. А с остальными как быть?

Он горестно покачал головой и пошаркал прочь.

— Теперь понял? — прокомментировал Графопыл, придвигая к себе миску и вооружаясь коротким кривым ножом, который достал из сапога. — Нет, не стало порядку после того, как ты исчез.

— Значит, ты жизнью недоволен, Большак? — уточнил я, отставляя недопитое пиво.

Он помолчал, один за другим отправляя в рот куски мяса, и сообщил:

— Никто ею ноне не доволен. А я более прочих. Потому что цирюльня — это не мое. И доходу она почти не приносит. А еще, Джанки… — Большак отложил нож и внимательно посмотрел на меня: — После твоего исчезновения сюда эплейцы наведывались. И, говорили, сам Песчаный Плазмоди в городе побывал. А кое-кто даже рассказывал, что видел в Кадиллицах Мухомора Красную Шапку. Как думаешь, что они все тут искали?

Наступила пауза.

— Макгаффин? — спросил я.

В царящем под лестницей полумраке глаза Дитена Графопыла блеснули.

С этим надо было разобраться сразу же. Подавшись вперед, я сграбастал Большака за воротник халата и вытянул его грудью на стол. Тарелка с остатками мяса отлетела в сторону, а пустая кружка перевернулась.

— Ты чего? — засипел он испуганно.

Я притянул его поближе и нагнулся так, чтобы его расширившиеся глаза приблизились к моим.

— Помалкивай насчет этого! — прошептал я ему в лицо. — Фиалы с макгаффином у меня нет и никогда не было. Где она находится, я не знаю. Усек, Дитен? Микоэль Неклон ошибался, думая, что фиала у меня. Или что я знаю, где она спрятана. И мне его ошибка стоила полгода жизни. Не хочу, чтобы теперь все заново начиналось.

— Я понял! — зашептал он в ответ. — Пусти, Джа! Все понял, нет фиалы — и бес с ней. Вообще нет нигде, а? Ну понял, понял, пусти…

Отпихнув его, я выпрямился, дыша тяжелее, чем обычно.

Большак гаркнул на весь кабак: «Николя, еще пива!» — после чего задрал полу халата и стал промокать ею выступивший на узком морщинистом лбу пот.

— Эплейцы, Песчаный Плазмоди, Красная Шапка — они все за фиалой охотились? — спросил я.

— А за чем же еще…

— И так до сих пор ее никто не нашел?

— Нет.

Притопал Николопулос, принес пиво и ушел. Мне больше не хотелось, а Графопыл приник к своей кружке и оторвался только после того, как опустошил на две трети.

— Хорошо, Джанки, ты ее никогда не видел, я понял, — сказал он. — Но некоторые считают, что она где-то здесь, в Кадиллицах. И что это ты ее спрятал перед тем, как исчезнуть.

— Бред, — ответил я. — Ее спрятала одна аскетка, давно уже мертвая. В любом случае, Дитен, фиала меня не интересует.

Мы помолчали, думая каждый о своем. Я, постукивая костяшками пальцев по краю своей миски, рассеянно наблюдал, что происходит в зале «Дикого Мерина». В основном здесь пьянствовали люди и гоблины. Орков, составлявших основную массу добропорядочных горожан-обывателей, почти не было видно, как и троллей с эльфами. Нормальный средний тролль предпочитает предаваться философскому созерцанию, сидя где-нибудь в дупле, а эльфы всегда считались грязными отщепенцами даже у таких личностей, как гоблины. Появление здесь кого-нибудь из них почти наверняка вызвало бы драку с поножовщиной. То, что Самурай смог подмять под себя большую часть порта, говорило, во-первых, о его недюжинных способностях, а во-вторых, о наличии нехилого покровителя. Нормальный гном также побоялся бы зайти в подобное заведение, гномы в городах, подобных Кадиллицам, вообще предпочитали селиться отдельно. А гоблины — в основном портовые грузчики и мелкие контрабандисты — и люди никакой неприязни друг к другу не испытывали. Сидели они вперемежку, жрали, пили и галдели одинаково, разве что гоблины более зычно.

— А Ханум Арабески, которого Николя боится? — вспомнил я. — Это кто такой?

— Такая, — поправил Дитен. — Аскетка это. Со своими девками в трех кварталах хозяйничает. Послушай, Джанки. Где ты был все это время?

Присмотревшись к нему, я понял, что он уже слегка поплыл. После пережитого потрясения и беготни по крышам крепкое гоблинское пиво подействовало быстро. Сам же я, не допив даже первую кружку, был трезвым и собранным. То, к чему я готовился и чего так ждал все это время, начиналось. Поэтому все происходящее я воспринимал только с одной точки зрения: как оно может помочь или помешать моим планам.

Я сказал:

— Прятался. Готовился. Обдумывал ситуацию.

— А как узнал, что Неклон умер?

— Лоскутер прислал квальбатроса. Кстати, он где сейчас?

— Лоскутер? — Большак откинулся на стуле, хмуря лоб и вспоминая. — Угу, тот старый эльф… Птичник, да? Он тебе навроде учителя? Кажется, он все на том же пустыре и живет. Так что ты теперь делать будешь, Джа?

Я уже обдумал все и решил, что Большак мне нужен. Поэтому я вновь наклонился к нему и внятно произнес, глядя прямо в мутные глаза Дитена Графопыла:

— Разберусь с Протектором. А ты мне поможешь.

Дитен отпрянул, сжавшись на стуле. Дверь «Дикого Мерина» распахнулась, и внутрь вошла аскетка.

Красивая была бы девка, если бы не такая тощая и высокая. Кожу да кости Ханум Арабески прятала под широким ярко-синим платьем, подол которого почти стелился по полу. Слева и справа от нее возникли две помощницы, пониже ростом и вооруженные дальше некуда. На поясах висели метательные кинжалы и дротики, а в руках каждая сжимала по короткой рапире. На поясе самой Ханум кинжалов с дротиками не было, только меч с длинным волнистым лезвием.

Шум в трактире вроде как стих, но ненадолго. Большинству присутствующих было, в общем, начхать, кому хозяин платит дань. Поэтому те, кто в первое мгновение обратили внимание на прибывших, тут же потеряли к ним интерес и отвернулись.

Арабески, ни на кого не глядя, зашагала к стойке, другие аскетки, звонко цокая каблуками, двинулись следом. Мы с Большаком смотрели, как они остановились у стойки, где Николопулос уже выставил три стакана и наполнил их — скорее всего, не пивом, а чем-то подороже и покрепче. Помощницы взяли стаканы и повернулись лицами к залу. Арабески небрежно навалилась на стойку локтями, склонилась к гоблину и что-то спросила. Николопулос заговорил в ответ.