Юлия Остапенко - Зачем нам враги

— Я весь чернолистник высыпала, — горько сказала Рослин и снова провела ладонью по земле. — Хватило бы щепотки, а я весь высыпала. Что же делать теперь?

Она подняла голову и просительно посмотрела на Эллен, словно надеясь, что та ей поможет.

— Без чернолистника никак нельзя, — с нажимом проговорила Рослин, и Эллен кивнула, сама не зная зачем. Все так же глядя на нее, Рослин опять провела рукой по земле, словно погладила. Потом вдруг всхлипнула. Потом еще раз. И задрожала, забилась в рыданиях, размазывая слезы по опухшему от синяков лицу.

Эллен поднялась, превозмогая режущую боль в теле, подошла к девочке, встала перед ней на колени. Рослин кинулась ей в объятия, вжалась лицом в ее грудь с той же силой, как вжималась, когда Эллен и теперь уже мертвый насильник в первый раз смотрели друг на друга. Рослин плакала, содрогаясь от рыданий, а Эллен гладила ее по голове, вспоминая, как эта девочка смотрела на нее, пока над ней совершали надругательство.

— Это... — глухо всхлипнула Рослин.

— Что?

— Это... так... гадко!

— Да... я знаю...

— Это гадко! — крикнула она и вдруг вырвалась из рук Эллен. Ее волосы растрепались, глаза горели диким, ведьминским огнем. «Она ненавидит меня, — подумала Эллен. — Она меня сейчас почему-то ненавидит».

Ей вдруг стало стыдно, и она неловко свела края разорванного лифа.

— Перестань! — закричала Рослин, вскакивая; ненависть в ее голосе звучала уже в полную силу. — Перестань притворяться... сука! Тебе нравилось! Это тебе нравилось!

— Миледи...

— Нравилось! Ты то же самое делала и с моим братом! Значит, тебе нравилось! А это гадко! Я не хочу так!

Истерика прошла, и потому эти крики были еще более страшными — от их полной осознанности. Эллен судорожно покачала головой:

— Миледи, вы неверно...

— Я не хочу так! — крикнула Рослин и топнула ногой — совсем по-детски. — Не хочу! Не хочу! Не хочу!

Она отвернулась и какое-то время стояла, опустив голову и яростно стискивая кулаки. Эллен смотрела в землю, стягивая обеими руками на груди разорванную ткань.

— От тебя больше мороки, чем толку, — наконец сказала Рослин — не оборачиваясь, очень спокойно.

— Я знаю, маленькая госпожа, — отозвалась Эллен. — Я же просто слабая женщина, не воин и не колдунья. Я не говорила, что смогу быть вам полезна. Я умею только расчесывать ваши волосы.

Рослин не ответила. Эллен подождала немного и сказала:

— Мы должны вернуться.

— Нет.

— Должны, — повторила Эллен. — Вы не понимаете, миледи. То, что сегодня случилось... это... повторится. И в другой раз... такой человек может не быть столь... снисходителен... к вашему возрасту.

Язык у нее заплетался, будто отказываясь говорить такие веши одиннадцатилетней девочке и будто упрямо противясь разуму, не желавшему помнить, как смотрела Рослин на происходящее, и понимать, почему она так смотрела.

— Я думала... миледи, я почему-то думала, что мы сумеем. Что все обойдется. Мы так хорошо шли с вами. Но мы шли по мирной земле. Хотя даже и там на нас могли напасть разбойники... небеса знают что еще. Но чем дальше мы теперь будем идти, тем... — Она задохнулась, не в силах продолжать. Рослин смотрела на нее, и упрямая злость понемногу исчезала из ее взгляда. Эллен приняла это за признак смягчения и мучительно повторила: — Мы должны вернуться.

— Зачем? — резко спросила княжна. — Будешь снова трястись над могилкой моего братца? Зная, что его даже в ней нет? Ну не дура ли ты, Эллен?

Эллен с трудом поднялась, прикрыла грудь одной рукой, шатаясь двинулась к девочке. Та шагнула назад — и Эллен почему-то вспомнила, что при виде идущего к ней убийцы с торчащим из спины ножом она не отступила.

— Мы должны вернуться, — с внезапным напором сказала Эллен. — Должны. Понимаете? Нельзя так больше. Дальше станет только хуже.

— Оставь меня, — сказала Рослин и снова отступила. Эллен схватила ее за плечо.

— Мы должны...

— Оставь меня! — закричала княжна и, вырвавшись, отскочила в сторону. Эллен покачала головой, чувствуя разливающуюся по истерзанному телу слепую, злобную решимость.

— Не оставлю, миледи. Так нельзя. Я в самом деле была... почти так же наивна, как вы. Мы должны вернуться, и мы вернемся.

Рослин снова отступила и вдруг резко наклонилась. Только тогда Эллен поняла, почему она пятилась: в стороне лежал ее узелок. Эллен успела отпрянуть, когда смертоносная трава брызнула ей в лицо, с неожиданной ловкостью обогнула девочку и схватила ее сзади за руки. Рослин гневно закричала, когда Эллен вырвала узелок из ее пальцев.

— Не смей!

Но Эллен уже перевернула его, и шелковый поток измельченной травы сыпался в грязь, утопая в крови насильника.

— Нет, нет! — закричала Рослин. Эллен рывком притянула ее к себе, вжала ее лицо в свою голую грудь — в третий раз за этот день, и держала с неведомо откуда взявшейся силой, встряхивая мешочек снова и снова, пока Рослин билась и кричала в ее руках.

Когда все закончилось, Эллен отпустила девочку. Та тут же бросилась на колени, стала водить руками по земле. Водила долго, слепо, меся грязь маленькими худыми руками, дрожа и не издавая ни звука. Эллен смотрела на ее спутавшиеся, свалявшиеся волосы и думала, что их пора хорошенько расчесать.

— Мы должны вернуться, маленькая госпожа.

Тогда калардинская княжна подняла голову, стоя на четвереньках в крови и грязи, посмотрела на Эллен так, как не смотрела никогда, и сказала:

— Теперь у тебя есть враг.

— Пойдемте отсюда, — сказала Эллен небеса знают в который раз. — Пойдемте, пойдемте, пожалуйста, миледи.

— Мне нужна мандрагора, — сухо отозвалась Рослин. — Ну-ка помоги. Подержи это.

Несколько дней назад здесь была березовая роща; наступило лучшее время для сбора березового сока, и местные крестьяне промышляли вовсю: отдерут кусок коры, вскроют свежую древесную мякоть, пристроят узенький деревянный желоб, край его опустят в кадку и уйдут. Вернутся через неделю — а кадка уже полна. В детстве, когда все еще было хорошо, Эллен жила в замке своего отца, мелкопоместного дворянина, в глухой провинции, и тоже бегала по весне собирать березовый сок. Она была счастлива там.

Сейчас роща была выжжена, от нее остались только обуглившиеся трупы деревьев и черная сухая земля.

Эллен стояла, держа в опущенных руках узелок Рослин, и смотрела на покойника, неподвижно висевшего в петле на нижней ветке уцелевшего дерева. Видимо, его повесили уже другие тальварды — не те, что выжгли деревню, а те, что пришли следом за ними. На ветке сидела ворона; она каркала и нетерпеливо хлопала крыльями, возмущенная тем, что ее согнали с законной добычи. Лицо у покойника уже опухло и разложилось, его пол можно было угадать только по фигуре и остаткам одежды. Чуть поодаль висели две женщины, но женщины их не интересовали. Рослин твердо знала, что мандрагора растет только под висельником-мужчиной. Эллен не спорила, она даже знала, почему так — жизнь магическому корню дает семя, которое непроизвольно исторгает висельник в момент смерти. Рослин она об этом не сказала. Просто держала ее узелок, пока калардинская княжна, стоя на коленях под разлагающимся трупом, рыла землю ножом убийцы.