Кейт Якоби - Клетка для мятежника

— Не уверена, что это теперь имеет значение. — Фиона несколько раз моргнула, словно глаза ее щипало. — Когда-то Финлей был готов воспротивиться Роберту, только бы жениться на мне, а теперь... он бегает за ней, а она улыбается, делится с ним своими секретами, одалживает своего сына, чтобы он не чувствовал себя... — Фиона решительно закрыла рот, не позволяя признанию вырваться наружу.

— Ты говорила с ним?

Снова принявшись сматывать шерсть, Фиона резко качнула головой.

— Я уж и со счета сбилась — столько раз я говорила, а он не слушал. У него один ответ: как может он не присматривать за собственным племянником? — Фиона сглотнула; мягкая шерсть, которой касались ее пальцы, не делала горькие слова менее горькими. — Его святой Роберт и его святая Дженн... Ты не представляешь, как близка я к тому, чтобы возненавидеть их обоих.

Фиона бросила шерсть на постель и начала раскачиваться, не пытаясь больше скрыть растерянность и горе, которыми были полны каждый ее жест, каждое слово.

— Ты только посмотри на них! Посмотри на нее, и ты увидишь. Она снова возьмется за свое, и он тут же распушит хвост и совершит геройство, потому что его проклятый братец слишком горд для этого. Люди, — Фиона махнула рукой, ясно имея в виду тех, кто жил за пределами Анклава, — не могут быть спасены, потому что они этого не хотят. Они двадцать восемь лет живут под властью завоевателей, большинство из них уже и не помнит, как было раньше. Так что Роберт пытается доказать? И почему, почему ему нужно втягивать в свои дела моего мужа? Почему... он не может оставить нас в покое?

Марта ничего не сказала. Фионе не требовались успокоительные банальности, ничего не значащие по сравнению с той действительностью, с которой она пыталась бороться.

— Поверишь ли, он винит себя! — прошептала Фиона. — Он думает, я не знаю... Но я сплю с ним, все его кошмары мне известны. Я знаю, что он боится за Роберта и Люсару. Я знаю, как много они для него значат, я прекрасно его понимаю, только...

— Только что?

— Я просто не думала, что все будет тянуться так долго. Я надеялась, что со временем он успокоится. Но этого нечего ждать, верно? Не теперь. Может быть, никогда. Не станешь же ты говорить мне, что я ошибаюсь?

Марта коснулась руки Фионы.

— Хотела бы я, чтобы ты ошибалась, дорогая. От всей души хотела бы.

Финлей не отважился сразу же отправиться в покои Дженн. Ему очень этого хотелось, но он просто не доверял себе: гнев мог лишить его необходимого спокойствия. Поэтому он сворачивал из одного коридора в другой, рассчитывая, что рано или поздно возьмет себя в руки, но все же оказался перед дверью Дженн скорее, чем сам ожидал.

Стучать он не стал. Он просто распахнул дверь, но комната была пуста. Финлей помедлил на пороге, потом сделал шаг вперед, решив воспользоваться тем, что в темноте и одиночестве может больше не притворяться.

Дверь он оставил полуоткрытой, чтобы в комнату проникало немного света. Не следовало зажигать свечи, это было бы расточительно.

Дженн просто не понимает... Проблема слишком близко се касается, она не может видеть все так, как видит он. Отказ посмотреть в лицо новому знанию — самая настоящая глупость.

Финлей подошел к столу в углу, за которым работала Дженн. Он был завален книгами и свитками, которые она изучала.

Всегда-то она погружена в работу... Даже когда они отправились в Шан Мосс, она взяла с собой книги. Финлей не имел никакого представления о том, над чем она работает.

Из праздного интереса Финлей просмотрел названия книг, лежащих на столе, и любопытство его возросло. На столе Дженн находились комментарии к религиозным доктринам разных стран. О том, что некоторые священные книги имеются в библиотеке Анклава, Финлей даже не подозревал. Многие из них были раскрыты, из всех торчали многочисленные закладки.

Чем это занимается Дженн?

Финлей начал перелистывать тетрадь, лежавшую поверх книг. Страница за страницей были покрыты выписками, рядом с каждой цитатой виднелись примечания, сделанные

Дженн. Обрывки пророчеств, путаные слова, что-то обещающие, — ничего знакомого, ничего, напоминающего то пророчество, часть которого ему сообщил Роберт... Как же много всяких вариантов — и Дженн ищет их в старинных священных книгах, как будто...

Одна цитата особенно привлекла внимание Финлея, заставив его окаменеть.

«И родится тот, кто соберет войско, и число его верных возрастет, и войдут они в новый мир».

Финлей скорее почувствовал, чем услышал, как в комнату вошла Дженн. Ее молчание заставило комнату казаться еще темнее, чем она была раньше. Финлей захлопнул тетрадь и вернул ее на стол. Все было полно какой-то ужасной неизбежностью...

— Что еще ты тут прячешь? — начал он.

— Ничего.

— Почему ты мне не доверяешь?

— Возможно, потому, что ты вламываешься в мою комнату, читаешь мои личные записи, — словно я каким-то образом принадлежу тебе, словно я что-то тебе должна и ты намерен получить это любыми средствами.

Финлей вслушался в ее слова, вслушался в глубокую тишину, последовавшую за ними. Он всматривался в Дженн — она выглядела слишком маленькой, слишком хрупкой для задачи, которую на себя взвалила, слишком близкой и к поражению, и к победе.

— Расскажи мне об Эндрю.

Дженн покачала головой, не спуская с Финлея глаз.

— К Эндрю наши дела не имеют никакого отношения.

— Ты не можешь до бесконечности его опекать.

— Он еще ребенок.

— Да, но у меня три дочери, которые младше его, и я так их не опекаю.

— Твои три дочери не подвергаются таким опасностям, каким подвергается Эндрю. — Дженн отвернулась и взмахнула рукой, зажигая свечи. Закрыв дверь, она прислонилась лбом к створке. Дженн выглядела ужасно усталой. — Ради всех богов, Финлей, подумай: Эндрю проводит по полгода при дворе. Нэш знает, что он мой сын. — Дженн закрыла глаза, пытаясь отгородиться от Финлея и его требований, его гнева и его правоты. — Каждый раз, когда он отсюда уезжает, я гадаю, не в последний ли раз его вижу. Нэшу было бы так легко захватить его, воспользоваться им в борьбе со мной, заставить меня покинуть убежище, — но он почему-то этого не делает. Ответ был очевиден.

— Он еще не готов. Он недостаточно силен для противостояния с тобой. — Нахмурив брови, Финлей наклонился вперед. — И он никогда не проявлял к Эндрю интереса, верно? Он не может знать, что Эндрю — сын Роберта...

Дженн резко оттолкнулась от двери.

— Прощу тебя, Финлей, не нужно этого касаться, хорошо? Ее слова разрушили какую-то преграду в душе Финлея.

— Зубы Минеи, Дженн, я всегда был Эндрю почти отцом! Разве я не имею права знать? Разве мое мнение не должно играть роли в его судьбе, в его будущем? Что это за книги у тебя на столе? И почему ты отвергаешь открытие Генри, едва с ним познакомившись?