Кейт Якоби - Возвращение изгнанника

Да, все так и было. Нэшу отчаянно хотелось снова надавить на нее, противопоставить свою силу ее силе, но он не осмелился. Если она почувствует его вмешательство, она поймет, что и в Марсэе это был он, а не Вогн, а для такого открытия время еще не пришло. И все же Нэш не смог устоять перед искушением прибегнуть к уловке малахи.

— Удивляюсь, милорд, что вы позволили дочери отправиться в лес ночью, да еще с человеком, которого считаете предателем.

— Мои чувства к Роберту, советник, вас не касаются. Не трудитесь возражать. Что же касается Дженнифер… то я вовсе ей ничего подобного не разрешал. Она выскользнула тайком, считая, что поступает правильно.

— Но подобный поступок… Со стороны высокородной леди… Как будто нарочно, чтобы подразнить Нэша, Якоб улыбнулся и взял руку дочери в свои.

— Вы должны знать, советник, что у моей дочери было… весьма необычное детство. Некоторые рано обретенные привычки трудно переломить. Впрочем, должен сказать, что я очень за нее горд.

— О, конечно! У вас есть для этого все основания. — Нэш искренне улыбнулся девушке. Бесспорно, ею следовало гордиться — хотя и не теми качествами, которыми гордился Якоб. — Теперь я покину вас. Мне следует заняться еще и другими делами. Благодарю вас за то время, что вы мне уделили.

Нэш поклонился и вышел из комнаты, унося с собой образ девушки. Такая могущественная, такая прекрасная… и очень, очень опасная. Бессмысленно было бы пытаться принудить ее к признанию, она воспротивилась бы этому, как уже делала раньше. Нет.

Правду придется вытянуть из кого-то другого. Кого-то, кто тоже был в лесу, кого-то, кто не сможет ему сопротивляться. Из Роберта Дугласа.

Когда дверь за Нэшем закрылась, Дженн попыталась высвободить руку, но сильные пальцы Якоба не отпустили ее. Вместо этого отец притянул девушку к себе, так что их глаза оказались на одном уровне.

— Запомни, дочь! Ты никогда больше не увидишь Данлорна! Слышишь? Никогда!

— Но, отец, он же не сделал ничего дурного…

— Ты не можешь оставаться моей дочерью и уделять внимание этому человеку. Не важно, что он вернул тебя мне: это мой долг, и я расплачусь с ним, как сочту нужным. Но ты будешь поступать так, как я тебе велю: ты дашь мне слово никогда не видеться и не разговаривать с ним. Обещай мне!

Дженн попыталась найти слова, чтобы выиграть время и убедить отца в его неправоте, но десять лет ненависти нанесли урон, который она не могла исправить за несколько коротких месяцев. Для Якоба Роберт символизировал несчастье. Он был худшим из предателей, человеком, променявшим верность своей стране на блеск и славу на службе королю-узурпатору. Тому королю, который способен с легкостью и не задумываясь уничтожать древние Дома, как он уничтожил Люсару. Если она не согласится, она станет такой же предательницей.

О боги, что могла она сказать? Роберт обещал вернуться, и когда это случится, она увидится с ним… Ей придется с ним увидеться…

Но все было безнадежно. Со свинцовой тяжестью на сердце Дженн опустила голову, с трудом сдерживая слезы.

— Да, отец. Я обещаю.

Патрик расхаживал перед вратами, не обращая внимания на вечерний холод и пронизывающий до костей ветер. Капризы погоды с ним вместе терпели Айн и Генри; все они ждали одного и того же: приезда Роберта и Финлея.

Что может их задержать? Прошло уже больше четырех часов с того момента, как был получен сигнал: они начали подъем. И все же они не появлялись. С путниками ничего, конечно, не могло случиться: часовые бы увидели. Они предупредили бы Айн, а сами отправились на помощь.

Так где же они, черт возьми?

Он мог, конечно, выйти за врата и пройти по тропе навстречу путешественникам. Он делал это раньше — один раз, при дневном свете. Но сейчас сгустились сумерки, и даже с факелом он собьется с дороги, а то и свалится в пропасть, и его изуродованное тело, растерзанное любителями падали, изъеденное червями, найдут только через много месяцев. Нет. Лучше оставаться за вратами.

Патрик снова повернулся к туннелю, но на этот раз в темноте было заметно какое-то движение. Две человеческие фигуры, ведущие измученных лошадей. Однако что-то было не так. Очень, очень не так. Финлей шел, поддерживая Роберта: когда они вышли на свет, младший брат споткнулся, и Роберт застонал.

Он явно был ранен и в лихорадке. По бледному как смерть лицу скатывались капли пота. Огромный багровый синяк расплылся на правом виске. Даже зеленые глаза стали тусклыми и безжизненными, словно вылинявшими под ледяным зимним дождем.

— Что случилось? — воскликнула Айн, быстро, несмотря на свой возраст, подходя к путникам.

Патрик тоже подбежал и подхватил Роберта, вопросительно взглянув на Финлея.

— У нас были неприятности. Но это длинная история.

— Неприятности? — переспросила Айн. — Что за… Нет, это подождет. Роберта нужно уложить в постель — и немедленно! Патрик, помоги мне перенести его внутрь.

Айн вымыла руки в старой деревянной бадейке, которую держала рядом с постелью, вытерла их куском полотна и взялась за ступку с пестиком. Перемешав как следует пахучую смесь трав, она выложила ее на повязку.

Роберт не пошевелился, когда она стала перевязывать рану у него на плече. Его глаза были закрыты, и лицо спокойно, если не считать выдающих страдание морщинок. Какую же боль должен был он испытывать во время пятидневной скачки с такими-то ранами! Он потерял сознание почти сразу после того, как его уложили в постель, и с тех пор не приходил в себя.

— Он выживет? — спросил заглянувший в дверь Генри. Айн закончила перевязку и выпрямилась.

— Конечно, выживет. Роберт слишком силен, чтобы позволить нескольким ушибам и лихорадке оказаться смертельными, и слишком упрям.

— Значит, дело по большей части в усталости?

— Да, — ответила Айн, стараясь не показывать своих сомнений. Бывали времена, когда обладание зрением целительницы совсем не приносило радости. Если бы только она была уверена, что лечит все раны Роберта…

— Айн, — мягко сказал Генри, положив руку ей на плечо, — совет соберется снова через час. Если Роберт вскоре не придет в себя, нам придется принимать решения без него.

— Никаких решений мы не будем принимать, пока не услышим рассказа Роберта, — бросила Айн. — Вы только ухудшите ситуацию.

— Разве можно ее еще ухудшить? Финлея поймали и, возможно, узнали. Это самая большая катастрофа за последнее столетие.

— Ты так считаешь? — хмыкнула Айн, глядя на покрытое синяками лицо Роберта. — Я не уверена.

— Айн, — прошептал Генри, — наступает время тебе решить, за кого ты стоишь.

— Ты не понимаешь, Патрик. Ему хуже. Много хуже, чем когда-нибудь раньше.

Патрик оглянулся на Финлея и снова стал подниматься на лесенку. Эта часть библиотеки была заброшена, в результате чего здесь скопилось особенно много пыли. Патрик чихнул три раза подряд и чуть не свалился с лесенки.