Вадим Проскурин - То что не должно происходить

Когда мы познакомились с Маринкой, она сразу мне понравилась. Нельзя сказать, что она произвела неизгладимое впечатление, ни в ее лице, ни в фигуре, ни в поведении нет ничего примечательного. Милая девочка небольшого роста с неяркой, но ладной, фигуркой, тихим голоском и очень-очень обаятельной улыбкой. Неглупая, но и не блещущая особо большим умом. Не страшная, но и не красавица. Просто очень милая и обаятельная молодая девушка.

Пока мы учились на первом курсе, мы почти не общались – было не до того. Конечно, можно учиться в университете, посещая менее четверти всех занятий и вообще не делая домашних заданий, но я никогда не любил быть троечником. И еще мне не нравится, что при таком образе жизни вероятность быть отчисленным с первой сессии составляет около двадцати процентов. Немного, но лучше снизить ее почти до нуля.

Весь первый семестр я посещал почти все занятия по всем предметам, кроме истории российского государства. На этой истории я чуть и не погорел. Старый маразматик с удивительно подходящей к его предмету фамилией Бухарин на первом же занятии потребовал конспектировать труды российских исторических деятелей, первоисточники, как он их называл, причем конспектировать рукописным способом. В эпоху телепатической связи с компьютерами, когда даже набивать текст на клавиатуре большинству людей кажется утомительным, переписывать от руки целые страницы из книги в тетрадь кажется не просто маразмом, а непроходимой глупостью. Однако в декабре все мои однокурсники, матерясь, отрабатывали рукописный почерк. Не избежал этой участи и я, но я подошел к решению задачи творчески. Во-первых, я писал конспект умышленно плохим почерком. Во-вторых, я писал его так, чтобы трудно было понять, где текст, а где заголовок. И, в-третьих, текст в моих конспектах нигде не соответствовал оригиналу. Если взять какой-нибудь труд Сталина и везде заменить слово «социализм» на слова «вертикаль власти», получается текст, отдаленно похожий на речи Путина. А труды коммунистов, как ни странно, гораздо легче найти в интернете, чем какие-либо еще социологические материалы. Всего за четыре дня я исписал около тридцати страниц (вместо 100-150 в других конспектах), и сдал зачет в числе первых. Больше никому не удалось обмануть Бухарина. Он пресекал попытки выдать чужой конспект за свой, выдать за рукописный текст распечатку шрифтом script, и уж тем более прийти на зачет с половиной конспектов. Все мне завидовали, но повторить мой опыт или взять мой конспект никто не решился.

Первая сессия прошла, учиться стало не то чтобы проще, но привычнее, и оказалось, что помимо учебы остается еще много свободного времени. Многие мои однокурсники устроились работать, я же решил, что отвечать на письма и звонки потенциальных клиентов во второсортной торговой фирме или, тем более, продавать пирожки на улице – работа не для меня. А серьезную работу первокурснику никто не предложит. Я стал проводить много времени с двумя одногруппниками – Егором и Пашкой. Отец Егора был полковником ФСБ, отец Пашки – бизнесменом средней руки. У обоих водились карманные деньги, и оба не хотели работать по той же причине, что и я. Мы пили пиво и играли в преферанс и белот. Во всех трех занятиях я заметно уступал своим друзьям, и через пару месяцев мне стало с ними скучно, как и им со мной. Потом Пашка завел себе девушку, бабу, как он говорит, и практически откололся от нашей компании. Еще пару месяцев мы с Егором развлекались питием пива с последующей культурной программой в виде совместного заигрывания в Master of Orion VIII или Су-77, а потом наступила вторая сессия, которая сдалась куда проще первой. Лето я провел на даче, непрерывно страдая от скуки, и к концу августа это чувство стало у меня доминирующим. От скуки я пару недель назад начал клеиться к Маринке, и сегодня дело, кажется, близится к логическому завершению.

Оказывается, Маринка неплохо готовит. Конечно, большую часть работы проделал кухонный комбайн, но запрограммировать его так, чтобы получившаяся еда была не только съедобной и вкусной, но и оригинальной – целое искусство. Салатов, к счастью, оказалось всего два, а на горячее была пицца, и не стандартный полуфабрикат, а настоящая домашняя собственноприготовленная пицца. Из напитков присутствовал светлый «Старопрамен», я бы предпочел темного «Афанасия», но и «Старопрамен» я могу пить без отвращения.

Разговор не клеился, как оно обычно бывает в таких случаях. Мы давно знакомы, но наше знакомство до последнего времени не выходило за пределы совместного посещения лекций и семинаров, да обсуждения трудностей сдачи очередного зачета очередному преподу. Говорить об учебе как-то глупо. Говорить о личных интересах друг друга – вряд ли Маринку развлечет история про то, как я, перебрав у Егора, позвонил домой предупредить, что задерживаюсь, и проблевался, можно сказать, в прямом эфире. А какие интересы у Маринки – я, честно говоря, вовсе не знаю. Проще всего было бы сразу отправиться в постель, собственно, за этим я сюда и приехал, и по Маринке видно, что она не против, но ритуал есть ритуал. Я не хочу быть похожим на поручика Ржевского, а она не хочет быть похожа на девку с Тверской, вроде той, которая месяц назад лишила меня невинности и вроде бы (тьфу-тьфу-тьфу) ничем не заразила.

Короче говоря, мы сосредоточенно пережевывали пиццу, запивая ее пивом, и говорили о разных пустяках вроде того, что погода сегодня ничего, и скоро около этого дома построят очередную пятьсот какую-то станцию московского метро, и что Маринка хотела бы завести собаку, но с ней некому гулять, в общем, как говорят американцы, бла-бла-бла.

Доев пиццу, я придвинулся к Маринке и, как бы невзначай, обнял ее за плечи. Она не оттолкнула меня и даже не вздрогнула, она по-прежнему сидела с задумчивым видом, разглядывая полупустой стакан «Старопрамена». Я погладил ее по дальнему от меня плечу, наклонился и поцеловал в то место, где ближнее ко мне плечо переходит в шею. Она слегка вздрогнула и повернула голову, чтобы мне было удобнее. Я несколько раз поцеловал ее в то же место, а потом, набравшись смелости, повернул ее голову к себе и поцеловал Маринку в губы. Маринка ответила на поцелуй, и мне показалось, что она целуется более умело, чем я. Через некоторое время, трудно точно сказать, сколько времени прошло, я набрался наглости поласкать грудь моей подруги. Она отстранилась (сейчас выгонит, подумал я), посмотрела мне в глаза и лаконично сказала:

– Пошли!

И мы пошли в спальню. Маринка разбирала диван, а я, совсем осмелев и чуточку обалдев, любовался ее видом сзади и время от времени поглаживал ее по заднему месту, не забывая при этом говорить комплименты.