К. Паркер - Закалка клинка

– Много интересного можно узнать от людей в процессе их работы. Кстати, я не потому пустил на этот меч старые подковы, что я скупердяй. Это лучший материал для клинка, который мне известен. Постоянные сильные удары о землю, когда лошадь скачет, делают сталь как-то особенно твердой и крепкой. Рукоятью тебе придется озаботиться самому, – продолжал он, оборачивая гарду тряпицей. – Поздней ночью что-то не хочется возиться со сверлами, кожей и проволокой. Моя работа закончена.

Мастер протянул клинок воину, держа его за лезвие и подавая обмотанной рукоятью вперед. Лордан взял меч, проверил баланс, потом поднял на уровень глаз, чтобы проверить степень прямоты. Вдоль по узкому лезвию стали он увидел Темрая, созерцавшего его с интересом, словно в ожидании суждения.

– Спасибо, работа аккуратная. По крайней мере на первый взгляд так кажется.

– Я люблю делать что-нибудь в первый раз, – ответил Темрай, пробовать себя в чем-то новом. Что же, теперь мы в расчете, не так ли? Никаких взаимных долгов?

Лордан кивнул.

– Насколько я вижу, никаких. Скорее всего мы больше не встретимся. Полагаю, вас это радует.

– Столь небольшую услугу я могу оказать своему врагу, – сказал Темрай. – А теперь убирайся отсюда, пока я не приказал тебя прикончить.

– Не может этого быть, – сказала жена колесника.

– А вот есть, однако же.

– Нет, не может, не может быть! – Она нахмурила брови. – Он же прикован к постели, никогда не выходит из дворца…

– Из кельи, – поправил ее муж. – дом Патриарха называется «келья».

– Да как бы он ни назывался! Все равно это не может быть Патриарх. – Она прищурилась, силясь получше разглядеть. – Ну, на вид, конечно, вылитый он…

– Ну вот, ты сама убедилась.

– Ничего подобного! Мало ли, просто кто-то очень похожий. Подумай, с чего бы это Патриарху вставать с постели, когда он так болен, только ради того, чтобы посмотреть судебный поединок?

– А-а… – колесник понизил голос, – штука в том, что он дружит с этим Лорданом, и не шутя. Они были большими друзьями в час нужды. Говорят, Патриарх и сам замешан в его дела.

Жена разинула рот от изумления.

– Да ну тебя! Чтобы Патриарх Алексий…

– Так говорят, только и всего.

– А ты не верь всему, что люди болтают. Я вот не верю ни единому слову!

Женщина с минуту пристально изучала человека на противоположной галерее для зрителей, даже позабыв, что принялась было жевать медовый пряник.

– Ты уверен? – спросила она наконец.

– Я, конечно, не хочу выносить поспешных суждений, – важно отозвался ее муж, – да только я слышал, что…

– И он еще посмел заявиться сюда, – скандальным шепотом перебила его жена. – Как только хватает духу показаться всему народу?..

На этот раз плакаты с программой, расклеенные повсюду, вызывали огромный ажиотаж. О таком роскошном мероприятии и мечтать нельзя! Сочетание причины суда и его участников оказалось таким, что даже при специальном подборе трудно было пожелать лучшего. Великолепная и загадочная девушка-фехтовальщица, недавно назначенная адвокатом-поверенным, против печально известного полковника Лордана, обвиненного в измене, – это значило, что заседать в суде будет сам городской префект в роскошном ритуальном облачении, окруженный телохранителями в парадных доспехах, – и, в довершение всего, бесплатный вход!

Нужно ли говорить, что присутствовали все городские сановники. Генерал-губернатор, которого высокое положение обязывало сидеть в личной ложе императора, окруженный главами всех департаментов и толпой разодетых в пух и прах чиновников и ординариев; верхушка правления Ордена, включая самого Патриарха. Но куда подевался городской Архимандрит, который до сих пор сопровождал Патриарха повсюду? Ходили слухи, что он бежал из города или же был изгнан под предлогом назначения куда-то за море – поскольку слишком много знал о причастности Патриарха к темным делам полковника Лордана, в чем бы оный ни подозревался. Так что атмосфера интриги уплотнялась для горожан, пребывавших в последнее время в подавленном состоянии духа по причине опасности, это роскошное представление было ровно тем, что нужно. Помпезность происходящего напоминала им о грозной мощи Перимадеи, о ее несокрушимом величии и силе – а также о неоспоримой правильности всего, что в ней происходило. Как будто бы это событие материализовалось в миг наибольшей нужды, чтобы внушить горожанам законную гордость самими собой и своим городом. Можно подумать, что не обошлось без помощи некоего духа коллективного сознания.

– Как ее зовут? – шепотом спросила жена колесника. – Ну, эту девицу, адвоката-поверенного.

– Не спрашивай меня, – пожал плечами муж. – Полагаю, у нее есть имя, как у всех людей, но не припомню, чтобы хоть раз его слышал.

У входа взревели трубы – сигнал встать всем присутствующим в здании суда. Пока гигантский купол еще вибрировал отзвуками трубного гласа, словно смакуя звук, как ценитель вин смакует глоток прекрасного напитка, главные двери распахнулись, и во главе процессии вошел префект. Ради такого события он заказал новый комплект регалий: золотую мантию, обшитую по вороту и подолу горностаевым мехом, и тиару, вышитую золотом и серебром. В одной руке он нес ритуальный меч, богато украшенный и сверкающий; в другой – книгу ордонансов.

Префект медленно прошествовал, исполненный собственной важности, к предназначавшемуся ему месту и сел, прикрыв колени полами мантии. Остальное пространство кафедры заполнилось его ближайшим окружением – так кварта заливается в пинтовый кувшин. Чиновники толпились, деля меж собой оставшиеся сиденья, в то время как префект обменивался с генерал-губернатором ядовитыми взглядами. Остальные зрители удобнее устраивались на своих подушках, готовясь к созерцанию.

Наконец все важные приготовления были завершены, зрители расселись по местам и успокоились. Префект раскрыл фолиант и кивнул клерку – старому близорукому Теофано, в чьи обязанности более полувека входило восседать сразу под кафедрой, наблюдая день за днем, как гибнут адвокаты.

Теофано зачитал обвинения града Перимадеи относительно заключенного Бардаса Лордана, по случайности и безо всякого права носящего звание полковника. Выше упомянутый Лордан обвинялся:

– В том, что, командуя экспедиционными войсками в борьбе против неприятельской армии, пренебрег своими обязанностями настолько, что позволил означенному неприятелю нанести сокрушительный удар вышеуказанному роду войск, в результате чего армия города потерпела сокрушительное поражение и потеряла девятьсот семнадцать бойцов, в то время как двумстам сорока восьми бойцам были нанесены тяжкие увечья, а также было потеряно боевых скакунов и имущества, принадлежавших как государству, так и частным лицам, на сумму двенадцать тысяч триста восемь золотых квотеров.