Элизабет Мун - Меч наемника

Оруженосец герцога бросился разыскивать тех, кого вызвал Пелан, и, прежде чем Пакс проковыляла через двор, ей навстречу уже шел человек в зеленой тунике. Пакс вспомнила его лицо.

— Привет, — первым поздоровался он. — Я Саннот, сержант, вспомнила?

Пакс кивнула:

— Герцог вызвал вас. Хочет поговорить.

— Да уж я думаю. Сижу жду, когда он меня позовет. Такая заваруха. Где он?

— С капитаном Ферраультом.

— Ну да, разумеется. Как капитан?

Пакс махнула рукой. Саннот вздохнул:

— Я думал, может быть, ваш врач что-то сможет сделать… Герцог-то не очень зол?

— Очень… но не на вас и не на ваших солдат.

— Это хорошо… Ладно, я пойду… Слушай, так это ты сумела добраться до ваших?

— Да, — коротко ответила Пакс и пошла дальше; помолчав, она, как бы извиняясь, бросила через плечо: — Герцог ждет вас.

— Иду, иду.

Оруженосец уже успел передать приказание герцога, и капитаны направились в казарму: Понт — из казармы, превращенной в лазарет, Кракольний — от ложбины у реки, куда стаскивали трупы противников, готовясь сжечь их, Доррин — из лагеря осаждавших, где она контролировала составление описи и сортировку трофеев. Седжек погиб — арбалетная стрела попала ему прямо в глаз.

У казармы Пакс встретил Эриал, один из сержантов когорты Кракольния:

— Давай быстро к врачу, — сказал он. — Герцог сказал, что после обеда будет общий сбор, все ходячие раненые тоже вызываются. Хотелось бы, чтобы и ты была на ногах.

Пакс не возражала против того, чтобы оказаться у врача. Мучаясь от боли в раненой ноге и в груди, она уже не была уверена, что относится к категории ходячих.

Маэстро Визаниор, увидев Пакс, воскликнул:

— Опять ты! Я же тебе сказал — не нервничать и не соваться куда не надо.

Пакс деловито кивнула, одновременно пытаясь представить себя не нервничающей в бою и не сующейся куда не надо.

— Не вижу ничего смешного, — заявил врач, заметив ее улыбку. — Упрямство — хорошее качество для солдата, но не в этом нужно его проявлять. Ладно, сейчас посмотрим, что с тобой… Так, что дергаешься, болит?

Пакс, сжав зубы, чтобы не закричать, кивнула.

— Ничего, кость не задета. Чем это тебя?

— Пикой, наверное, сверху и вскользь, когда я ее отбила.

— Ясно. Сейчас смажем и наложим повязку. Судя по всему, ребрам дать срастись ты не хочешь. Еще что?

— Вроде все.

— И то ладно. Нога дней десять болеть будет — это, если не перегружать ее. Опять устроишь что-нибудь — и в месяц не очухаешься. Старайся вообще поменьше ходить. Твоих сержантов я предупрежу. Ты уже поела?

— Нет, — вспомнила Пакс, удивившись, что она, оказывается, совсем забыла про еду.

— Тогда ты останешься здесь и полежишь. Обед тебе сейчас принесут, — сказал врач. — Нечего торопиться с работой. Пока что и без тебя управятся.

Пакс еще колебалась, оставаться ли в лазарете, но маэстро Визаниор проследил, чтобы ее уложили на койку, подложив под перевязанную ногу сложенный пополам тюфяк. Поев хлеба с вяленым мясом — кухня еще не успела развернуться, — Пакс провалилась в глубокий сон. Разбудил ее уже в сумерках один из солдат, поставивший перед ней глиняную миску. Пакс с жадностью проглотила горячую, дымящуюся похлебку, съела кусок хлеба с сыром и выпила кружку теплого сиба. Только сейчас она заметила, что оба врача продолжают обход многочисленных раненых. Когда один из них подошел к ней, она, сообщив, что чувствует себя лучше, попыталась встать, но была остановлена:

— Лежи. Я уже передал сержантам…

— Но герцог собирает…

— Нет. По крайней мере не раньше чем утром. Сейчас он с капитаном. А ты, будь добра, не трепли мне нервы. Лежи спокойно. Не хватало только осложнений.

Пакс по инерции попыталась возразить, но вдруг почувствовала, что действительно хочет лежать, не вставая, и спать.

Наутро по приказу герцога вся рота, включая ходячих раненых и тех, кого можно было вывести или вынести из казармы, вышла во внутренний дворик форта. Здоровые и ходячие выстроились в три когорты, как и раньше. Только на этот раз, как заметила Пакс, они заняли меньше места, чем обычно занимали две. В ее когорте осталось всего двадцать два человека, причем все раненые. Две другие потеряли не меньше трети личного состава. Из шести сержантов трое и из шести капралов четверо были убиты или смертельно ранены — все из когорты Пакс; Джурси и Калек — из когорты Доррин; Саер — из когорты Кракольния. Погибли также два капитана — Ферраульт и Седжек. Пакс то и дело встречала озабоченные взгляды товарищей. Всех явно мучила одна мысль: как герцог оправится от таких потерь? Пакс вспомнила слова, сказанные им у постели Ферраульта, и решила, что они были лишь утешением умирающему.

Герцог — без шлема, с развевающимися на ветру волосами и плащом, наброшенным поверх кольчуги, — обошел строй, заглядывая в глаза своим солдатам, а затем вышел на середину дворика. Все затаили дыхание.

— Сержант Воссик, — неожиданно деловым тоном произнес герцог.

— Да, мой господин.

— Закройте, пожалуйста, ворота. Пусть некоторое время нас никто не беспокоит.

— Есть, мой господин.

Вдвоем с капралом из его когорты сержант быстро закрыл тяжелые створки и бегом вернулся в строй.

Герцог еще раз обвел роту взглядом. Затем он начал говорить, причем поначалу так тихо, что Пакс пришлось напрячь слух, чтобы разобрать его слова.

— За последние дни вы — солдаты моей роты — покрыли себя такой славой, какую я не могу даже описать. И вы, оставшиеся в живых, и ваши погибшие товарищи по оружию. Вы разбили врага, более чем вдвое превосходившего вас по численности. Причем победа далась вам на этот раз не умелой тактикой командиров, а вашими умением, храбростью и выносливостью. Я всегда знал, что вы — лучшая рота в Ааренисе, но даже я не предполагал, на что вы способны.

Герцог коротко описал оба сражения у форта, переход Пакс и двух ее товарищей, бой с отрядом Синьявы на дороге. Его голос становился все громче и в то же время — теплее.

— Вы сейчас смотрите друг на друга и подсчитываете потери. Да, многих товарищей мы потеряли. Я знаю, что никакие трофеи не заменят вам их. Я знаю, что вы жаждете отомстить, отомстить за предательское нападение, за убитых в спину, за замученных пытками в плену… И вы спрашиваете себя, как это сделать?

Пелан надолго замолчал, а затем продолжил:

— Я объявляю вам: вместе с вами я уничтожу Медового Кота, разрушу его города, смету его союзников, разорю все то, что ему принадлежит. Когда мы сделаем это, его имя будут произносить не со страхом или ненавистью, как сейчас, а с презрением, оно станет синонимом позора. Он думал, что ему удастся справиться с этой ротой, напугать нас, заставить позорно бежать… Нет, Синьява ошибся, и он дорого заплатит за эту ошибку. Ничто не может напугать вас, ни один негодяй не сумеет заставить вас бежать с поля боя. И он вовсе не приблизился к тому, чтобы уничтожить нас. Наоборот — это мы озлобились на него настолько, что его поражение и смерть уже неминуемы.