Майкл Муркок - Дочь похитительницы снов

Широкая лента света падала, подобно радуге, к блистающей темноте. Вдалеке, если присмотреться, можно было различить другую светящуюся полосу, намного шире первой. Но даже этого света не хватало, чтобы разглядеть потолок пещеры. Только слабое эхо давало некоторое представление о глубине. Что-то около двух миль.

Рев шел из того же источника, что и свет. И оттуда же, как я вдруг осознал, исходил зной.

Если под землей и вправду существуют сложные формы жизни, по крайней мере, я могу понять, каким образом они тут развились, без животворного солнца.

Воздух наполнился сыростью. Очевидно, мы приближались к реке, о которой упоминал Бастэйбл. Я ожидал увидеть обыкновенную реку и потому оказался совершенно не готов к зрелищу, открывшемуся нашим взорам. Камни, поначалу искрившиеся будто светлячки, внезапно окутались серебристым сиянием. В воздухе заплясали крохотные звездочки, они вспыхивали и угасали, оседая на нашей одежде.

Жидкость… Сперва я решил, что это ртуть, но быстро сообразил, что вижу воду, насыщенную фосфоресценцией, которая попадала в нее из некоего близлежащего источника – возможно, из подземного моря.

Оуна, судя по ее поведению, была привычна к этой картине. Подойдя к заводи, она зачерпнула воды и поднесла мне в сложенных чашечкой ладонях. Свежая, вкусная вода. Ладони Оуны тоже светились, и она теперь напоминала мне какую-нибудь святую из иллюстрированной Библии. Оуна откинула волосы со лба, и над ее головой мгновенно образовалось гало. Там, где оседали водяные брызги, наша одежда сверкала и переливалась. Оуна жестом показала, что я могу пить еще, если хочу. Затем зачерпнула сама и отпила из пригоршни. Губы ее засеребрились, в алых глазах заплясали чертики. Ей явно доставляла удовольствие моя растерянность. На несколько секунд она стала почти прозрачной – вода высветила кровеносные сосуды и внутренние органы.

Я не верил собственным глазам. Мне хотелось узнать побольше об этой воде, о том, как такое вообще возможно, однако рев по-прежнему оглушал, так что спрашивать о чем-либо было бессмысленно.

Искрясь, точно усыпанные мишурой рождественские елки, мы продолжили спуск по гладким и скользким камням туда, где полоса ослепительного света начинала свое падение в бездну.

И там нам открылся источник оглушительного рева. Ничего подобного я в своей жизни не видел, хотя немало путешествовал по свету. Это было величайшее чудо, чудо из чудес, затмившее собой те семь, которыми восторгаются обитатели поверхности. Я частенько говаривал, что чудеса света нельзя представить по описаниям. Ни фотографии, ни фильмы, ни иные изображения не способны передать их великолепия; его можно ощутить, только оказавшись вплотную и увидеть воочию, будь то египетские пирамиды или Гранд-Каньон. А эти роскошные, невообразимые, не имевшие названия водопады почему-то наводили на мысль о рае; во всяком случае, трудно было ожидать, что нечто подобное можно отыскать в недрах нашей планеты. Великолепное зрелище одновременно придало мне сил и заставило ощутить свою мизерность. Описать водопады я не в состоянии, попробую обойтись сравнением: вообразите себе громадную светящуюся реку с водопадами в сотни раз величественнее Виктории и Ниагары – под сводом огромной, неизмеримо глубокой пещеры, которой не видно ни конца ни края…

Несчетные тонны мерцающей воды обрушивались с обрыва, сотрясая почву под ногами, стремясь в черную бездну; вблизи рев водопада, как ни странно, напоминал человеческую музыку. Скалы отбрасывали диковинные, фантасмагорические тени. Свет выхватывал из мрака нагромождения камней, целые природные галереи, башни и замки, которые тоже лучились серебристым сиянием. А вода падала и падала, в самое сердце мироздания, непрестанно обновляя мир и обновляясь сама.

Каким-то непостижимым образом это упоительное зрелище подтверждало мою веру в существование сверхъестественного:

Я вдруг испытал прилив гордости. Надо же, я стою на краю могучего водопада, наблюдаю, как огненная вода, пенясь и дробясь на мириады брызг, рушится вдоль утеса, основания которого не разглядеть, и где-то там, в необозримой дали, вновь становится рекой. Если приглядеться, можно было различить извилистую ленту, бегущую по долине и вливающуюся в широкую светлую полосу, которая, как я теперь догадался, была не чем иным, как подземным морем. По крайней мере, здешняя география в этом смысле соответствовала поверхностной – той, к которой привыкли обитатели верхнего мира. По обеим берегам реки на покатых склонах возвышались башни серебристо-серого цвета, вызывавшие в памяти линию нью-йоркских небоскребов. Подобных образований и выходов породы я никогда не видел. Мой брат-геолог, погибший под Ипром, пришел бы здесь в несусветный, ребяческий восторг. Мне жутко хотелось запечатлеть все то, что я вижу. Легко представить, почему никто из побывавших в этом подземелье не приносил в наш мир хотя бы картин, почему описание этого места могло встретиться только в книге известного фантаста, почему подобное зрелище непредставимо – пока не узришь его сам, своими глазами.

Картина захватила меня настолько, что я совсем забыл о своих болячках и о том, зачем мы сюда пришли, и потому вздрогнул, когда Оуна потянула меня за рукав и ткнула пальцем вниз: мол, хватит ли у меня сил спуститься или же мы заночуем наверху?

Я, разумеется, еще ощущал слабость во всем теле, но был готов на что угодно, лишь бы уйти подальше от Гейнора и его своры. Что ни говори, а он по-прежнему может нас настичь. Поэтому я бы предпочел спуститься, чтобы чувствовать себя в безопасности. С другой стороны, пребывание в пещере изрядно действовало мне на нервы и я, представься мне такая возможность, не задумываясь полез бы наверх, к солнцу, чтобы уже на поверхности продолжать борьбу с Адольфом Гитлером и прочими маньяками, подонками и убийцами.

В общем, я не хотел спускаться дальше, но если это был единственный путь к спасению – что ж, придется идти. Оуна указала на скос, примерно на половине высоты утеса, и я разглядел там естественный каменный мост, тянувшийся через светящуюся реку. По всей видимости, туда-то мы и должны были попасть. Я кивнул, и она двинулась вниз, тщательно выбирая, куда поставить ногу, а " последовал за ней по склону, усеянному серебристыми каплями. Рев водопада, дрожь почвы под ногами, длинные каменные «пальцы», торчавшие вокруг, словно деревья в лесу, яркий свет и огромная масса воды, продолжавшей свой полет, словно загипнотизировали меня. Мне чудилось, я покинул человеческий мир навсегда, ради незабываемого приключения, которое своей экзотичностью способно посрамить и воображение Шиллера.

Повсюду каменные волны струились в разных направлениях застывшими каскадами. Будто все живое на Земле, всякие твари собрались сюда и обратились в громадную невообразимую химеру: деревья стали епископами, епископы – ухмыляющимися гномами, и так далее и тому подобное. Над рачьими логовами вздымались головы древних черепах с глазами василисков, и казалось, что они вот-вот повернутся и устремят на тебя свой смертоносный взгляд. Боги, богини, демоны, словно сошедшие с богато украшенных резьбой колонн индуистских храмов или буддийских пагод. Просто невозможно было не заподозрить за всем этим могучего разума, который воспроизвел тут каждого обитателя поверхности, каждого человека и каждое животное, растение и насекомое, порой искажая образ или увеличивая фигуру в десятки раз. Невольно возникало впечатление, что некто наделенный особым могуществом окаменел первозданный хаос, еще не закончивший формироваться. Или что некое воображение стало измышлять целый мир во всем его разнообразии – и не успело завершить творение.