Константин Утолин - Операция «Немезида»

Все присутствующие на Совещании посерьезнели, улыбки пропали с лиц.

— Спасибо, — монгол быстро вышел на середину, его неподвижное лицо напоминало маску из папье-маше, только зрачки быстро бегали в глазницах, будто искали кого-то среди присутствующих. — Ритуал требует величайшего сосредоточения, ведь в нем участвуем все мы, и каждый одинаково важен. Имеет ли кто-то сомнения в необходимости Вассальной Клятвы?

Иерархи Братства промолчали. Среди них просто не могло оказаться предателя, слишком долго Братство шлифовало механизмы отбора своих членов. Однако все они были только людьми, несмотря на особые способности. Что, если нелюди сумеют похитить кого-то и покорить его психику? Многие методы древних Сообществ, например «допотопных» аспидов, были людям до сих пор неизвестны. Кроме того, иерарх мог представлять угрозу планам Братства даже и не являясь предателем, и теперь на это нельзя было смотреть сквозь пальцы. Вновь наступали суровые времена.

— Образуем круг, братья! — Кублай-Хан принял от Товардсона маленькую миску, в то время как камбоджиец Ч'янг встал рядом, держа наготове три маленьких холщовых мешочка, в которых лежали молотые клевер, мускатный орех и кусочки лакрицы. — Мы начинаем обряд.

Иерархи, выйдя на заранее подготовленное в зале пустое пространство, образовали общий круг. Кублай-Хан высыпал и перемешал ингредиенты в миске сам. Затем все двинулись по кругу, чтобы каждый по разу тоже перемешал получившуюся массу, сначала по часовой стрелке, потом обратно. Первой оказалась Алферьева.

— Будешь верный, но свободный. Если духу то угодно, — ее голос чуть дрожал, словно натянутая тетива.

Один за другим подходили иерархи, повторяя ту же формулу. Последним миску принял Угрюмов.

— Будешь верный, но свободный. Если духу то угодно, — не спеша произнес Илларион, поднял миску и посмотрел на Кублай-Хана.

— Продолжай! — вытащив из-под одежды тонкую, белую ткань, монгол одним быстрым и ловким движением расстелил ее в центре круга.

Угрюмов, чуть слышно покряхтывая, скорее от волнения, чем от усилий, стал понемногу высыпать смесь на полотнище, стараясь покрыть его все тонким слоем. Он совершил круг, и когда в середине ткани оказался своего рода блин, опять посмотрел на Кублай-Хана. Тот был готов, быстро принял миску, одновременно протягивая нож. Это был древний ритуальный нож Братства. Простая деревянная ручка, отполированная тысячами ладоней, и никогда не тускнеющее лезвие.

— Верный по Своей Воле! — Угрюмов четко произносил каждое слово, прежде чем написать кончиком ножа на тонком слое ритуальной смеси обозначавшие это заклятие древние ветвистые руны.

— Замкните круг! — провозгласил Кублай-Хан и шагнул назад, занимая оставленное для него место.

Точно так же, не глядя, сделал шаг и Угрюмов, нож он оставил возле полотнища. Когда монгол убедился, что круг замкнут и все братья — включая, конечно же, Алферьеву — стоят плечом к плечу, то сразу же подал новую команду:

— Приблизьтесь!

Иерархи Братства дружно, одновременно шагнули правой ногой. Теперь между ними не осталось и сантиметра свободного пространства, полотнище с написанными на нем словами оказалось у самых ног.

— Ваши руки! — Кублай-Хан умышленно говорил на Йели-Дние, хотя ритуальные слова все произносили на древнейшем языке Братства, известном еще до времен Великого Потопа. Свои собственные приказы и слова, имеющие Силу смешивать не следовало.

Иерархи, опять начиная с Алферьевой и заканчивая Кублай-Ханом, вытягивали вперед руки над начертанным в центре круга «Верный по Своей Воле». Сначала левую, которую следующий участник ритуала накрывал своей левой, а потом правые поверх левых. Монгол шумно вдохнул, давая этим сигнал, и вот уже вновь на древнейшем из сохраненных людьми языке зазвучал общий хор.

— Пусть свяжут нас всех по нашей совместной доброй воле узы крепкие, нерушимые. И пусть свершится задуманное нами ко Славе Творца и по Провидению Его. Да будет так!

Кублай-Хан не случайно был выбран главой церемонии. Он, как никто из присутствующих, умел чувствовать Узор Ткани Сущего. Прежде чем убрать свою правую руку, лежащую поверх всех остальных, монгол еще немного постоял, сосредотачиваясь. Каждое движение играет роль, каждое слово, каждая пауза. Все должно происходить вовремя, когда имеешь дело с Клубком Бытия.

Наконец Кублай-Хан убрал руку, и сплетение ладоней тут же распалось, будто он один поддерживал его. Иерархи сделали короткий шаг назад и обнялись. Каждый положил левую руку на подзатылочную ямку соседа слева, а правую — на то же место соседу справа, но уже поверх левой руки стоящего через человека брата. Энергетический круг замкнулся.

— Позвольте мне стать вашим общим Проводником, — Кублай-Хан прикрыл узкие глаза. — Я зову вас! Следуйте за мной, слушайте мой голос!

Один за другим иерархи закрывали глаза, привычно погружаясь в глубокую медитацию. Это было лишь началом, первым шагом по дороге в глубинные слои Свитка Событий, в каузальный план. Вместе, продолжая и в глубинных структурах Сущего держаться друг за друга, они шли по меняющим цвет Слоям Реальности. Дорогу подсказывал цвет: черно-синий, темно-фиолетовый, индиго, синий, белый, наконец, голубой. Проводник остановился, подождал, пока все освоятся. Некоторые из участников Ритуала выглядели в своих Проекциях словно «мерцающими» — они еще подстраивались под друзей, синхронизируя свое восприятие

Реальности, делая его общим. Время на этих уровнях Бытия представляло собой лишь одну из Нитей Клубка, и никто не мог сказать точно, сколько его прошло в физической реальности Земли, когда все услышали «голос мысли» Кублай-Хана:

— Настройтесь на свои Нити Судеб. Пусть каждый ощутит и увидит ее максимально ярко!

То, что чувствовали сейчас иерархи невозможно было описать даже на том необычайно образном языке, на котором они говорили в зале, даже в нем не нашлось бы необходимых слов и понятий. А математик, попади он на этот Уровень Проекций Сущего, сказал бы, что Нити Судьбы очень приближенно можно описать как некие многомерные разноцветные, динамичные фрактальные структуры. Каждый из участников происходившего древнего могучего Ритуала знал, что скоро его Нить Судьбы, то, что неотделимо от личности, что дает ей и свободу и несвободу, уже не будет принадлежать только ему и Творцу, а станет общим для всех участников Вассальной Клятвы.

— Теперь дайте их мне! — Кублай-Хан мысленно протянул в стороны руки. Иерархи качнулись к нему. — Да… Да… Я связываю их, — невидимые, но ощущаемые всеми руки монгола медленными, плавными движениями кружили в воздухе. — Я связываю их воедино. Навсегда. Здесь, куда проникают лишь Посвященные, заключается наш Нерушимый Союз. Смотрите же! Отныне и навсегда— наши Воли едины!